 Как акт национального унижения восприняли многие россияне заявление Государственной Думы, принятое в ноябре 2010 года, в котором бездоказательно признавалось, что расстрел в начале Второй мировой войны польских военнопленных под Смоленском в местечке Катынь был совершен “по прямому указанию Сталина и других советских руководителей”. Одновременно в постановлении отмечалось, что в официальной советской пропаганде ответственность за это злодеяние якобы необоснованно приписывалась фашистам, что, в свою очередь, “неизменно порождало гнев, обиду и недоверие польского народа”.
Вынося постановление о гневе, обиде и недоверии польского народа, депутаты, судя по всему, забыли, что Польша в начале XX столетия уничтожила в своих концлагерях до 80 тысяч красноармейцев, попавших ей в плен в ходе российско-польской войны 1919—1920 годов. Почему-то убийства, издевательства и жестокость поляков в отношении граждан России не нашли у Госдумы сочувствия, не вызвали осуждения. Что же касается поляков, то они не собираются признавать этого факта и приносить извинения России.
Уместно напомнить, в какой обстановке и как принимала Госдума свое решение по Катыни. Оно принято накануне официального визита Президента Д. Медведева в Польшу и должно было стать еще одним нашим жестом доброй воли и уже которым жестом нашего покаяния перед соседями.
Основным докладчиком на заседании, принявшем это решение, выступил председатель Комитета по международным делам К. Косачев, сделавший основной упор на то, что эпизод обвинения, предъявленный советской стороной о расстреле немцами польских военнопленных под Катынью, был якобы отвергнут Международным военным трибуналом в Нюрнберге.
Конечно, не К. Косачев является автором этого утверждения. Эту искаженную интерпретацию материалов трибунала предприняли сначала в годы “холодной войны” западные фальсификаторы истории, а затем в ходе перестройки и реформ в СССР их версию подхватили и наши отечественные борцы против советского прошлого, щедро поощряемые польскими грантами, наградами и прочими знаками внимания.
В дальнейшем мы сошлемся на материалы трибунала, подвергнутые “перетолкованию”, но сначала напомним: обсуждая с главами государств — союзников по антигитлеровской коалиции вопрос о судьбе нацистских преступников и их пособников, английский премьер У. Черчилль доказывал, что их следует казнить без суда. Однако советский руководитель И. Сталин, поддержанный президентом США Ф. Рузвельтом, настоял на учреждении и проведении Международного трибунала, призванного закрепить итоги Второй мировой войны и заложить основы послевоенных отношений.
И тут следует привести — и помнить! — принципы, на которых строил свою работу трибунал, в частности ст. 21 его Устава, где закреплено следующее: “Трибунал не будет требовать доказательств общеизвестных фактов и будет считать их доказанными. Трибунал также будет принимать без доказательств официальные правительственные документы и доклады Объединенных Наций, включая акты и документы комитетов, созданных в различных союзных странах для расследования военных преступлений, протоколы и приговоры военных или других трибуналов каждой из Объединенных Наций”.
Казалось бы, все предельно ясно: расстрел немцами польских военнопленных под Катынью осенью 1941 года официально зафиксирован Государственной Чрезвычайной комиссией (на языке Устава — “комитетом”) по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников, созданной Указом Президиума Верховного Совета СССР 2 ноября 1942 года. То есть, согласно Уставу, этот факт отнесен трибуналом к общеизвестным и не требующим доказательств.
Тем не менее 14 февраля 1946 года заместитель Главного обвинителя от СССР Ю. Покровский наряду с другими документами дополнительно представил суду — и тот их принял! — официальные материалы Специальной комиссии Н. Бурденко, являвшейся фактически частью упомянутой Чрезвычайной комиссии, огласил выводы судебно-медицинской экспертизы, что полностью отражено в стенограмме трибунала.
После этого защитник Г. Геринга О. Штамер, используя правовую казуистику, выступил с ходатайством о проведении судебного расследования катынского эпизода.
Согласившись с ходатайством, трибунал решил допросить по три свидетеля со стороны защиты и обвинения. По предложению советского обвинения трибунал допросил главного судебного эксперта СССР В. Прозоровского, бывшего заместителя бургомистра Смоленска Б. Базилевского и болгарского профессора судебной экспертизы М. Маркова.
И, судя по материалам процесса, Прозоровский был более чем убедителен в своих доводах об убийстве немцами поляков осенью 1941 года. Он сослался на использование немецкими палачами привычного для них способа — пистолетного выстрела в затылок, который применялся ими при массовых убийствах советских граждан в других городах, в частности в Орле, Воронеже, Краснодаре и в том же Смоленске.
Прозоровский показал, что на трупах расстрелянных поляков были найдены письма и квитанции, датированные 12 сентября и 28 ноября 1940 года, 6 апреля и 20 июня 1941 года. Все это говорило о том, что поляки были живы и после весны 1940 года.
Он же представил доказательства о расстреле польских военнопленных из немецких пистолетов фирмы Геко, а также доказательства того, что руки у многих жертв были связаны бумажным шпагатом, который до 1946 года изготавливался только за границей, в частности в Германии.
В ходе допроса свидетеля Прозоровского была представлена также немецкая переписка по Катыни.
Бывший заместитель бургомистра Смоленска профессор астрономии Б. Базилевский свидетельствовал, что непосредственно от бургомистра Меньшагина и сотрудников немецкой комендатуры он получил информацию об уничтожении немецким командованием польских военнопленных под Катынью осенью 1941 года.
Что касается доктора, профессора медицины М. Маркова, то он участвовал в комиссии иностранцев-медиков, собранной Геббельсом в начале 1943 года для исследования трупов поляков под Катынью. Из его показаний на процессе следует, что он под принуждением был включен в геббельсовскую комиссию, под принуждением подписал акт эксгумации поляков под Катынью, который противоречил фактическим обстоятельствам и его личным выводам.
Показаниями очевидцев тех событий — местных жителей О. Михайловой, З. Конаховской, А. Алексеевой, работавших под принуждением осенью 1941 года на кухне столовой 537-го немецкого полка, оккупировавшего район Катыни под Смоленском, подтверждены факты доставки и расстрела пленных поляков немцами. После каждого расстрела, показали свидетели, фашисты шли в баню, а потом в столовой им выдавалось усиленное питание и двойные порции спиртного.
Советское обвинение располагало также показаниями начальника лагеря НКВД особого назначения (ЛОН) В. Ветошникова, который за несколько часов до оккупации немцами Смоленска прибыл в город и просил выделить ему 75 вагонов для вывоза поляков вглубь страны. Вагонов ему не выдали из-за сложности положения, а сам он уже не смог вернуться в лагерь.
Таким образом, позиции обвинения в ходе судебного следствия усилены настолько, что в своих защитительных речах ни О. Штамер и никто из других адвокатов обвиняемых уже не ставил под сомнение вину немцев в расстреле поляков под Катынью и не потребовал исключения этого эпизода из обвинения (ГАРФ, фонд № 21, опись № 1, дело № 2329).
Нет никаких отдельных решений трибунала о признании выводов комиссии Н. Бурденко “недостаточно обоснованными”. Нет на этот счет даже малейшего упоминания и в приговоре трибунала, который, согласно ст. 26 Устава трибунала, “...является окончательным и не подлежит пересмотру”. Казалось бы, все. Точка.
Но фальсификаторы истории как в Польше, так и в России продолжают следовать сценарию катынского расстрела, который был написан Геббельсом по всем канонам нацистской пропаганды. Хуже того, пытаются “подновить”, “реанимировать” провалившийся геббельсовский спектакль то поддельным письмом Л. Берии в Политбюро ВКП(б), написанным якобы весной 1940 года, то более поздним “письмом” А. Шелепина Н. Хрущеву. Фальшивых деталей в этих письмах столько, и они столь явные, что возникает мысль: не специально ли они допущены изготовителями, чтобы дискредитировать заказчиков этих, с позволения сказать, “документов”.
Закрыв глаза на эти и ряд других вопиющих фактов “катынского дела”, депутаты Госдумы, видимо, надеялись, что так будет лучше. Что в Польше оценят их “покаяние” и сделают ответный шаг примирения. Не тут-то было. Градус антироссийской риторики в Варшаве от этого ниже не стал. Польша не отказалась от размещения на своей территории американской системы ПРО, не подписала с нами сколько-нибудь серьезных экономических, торговых соглашений, отказалась выдать России ярого террориста А. Закаева.
А возьмите атмосферу, созданную в Польше в связи с катастрофой самолета под Смоленском и гибелью летевших в нем польских официальных лиц во главе с президентом Л. Качиньским. Уже само по себе расследование причин той трагедии с участием российских экспертов представляется чуть не как новое, очередное звено в цепи российских и советских козней против Польши и поляков, протянувшейся с давних пор через Катынь.
Известный польский публицист Ежи Урбан оценил бесконечное повторение исторических претензий Польши к СССР и России как политическую ошибку и доказательство “архаического дилетантства польской политики”. Покойный же президент Польши Л. Качиньский полагал, что суть подобной политики в том, чтобы “Польша всегда что-то имела от России”.
Вот и сейчас Польша поддержала иски к России своих граждан, требующих через Страсбургский суд возместить им ущерб от гибели пленных поляков под Катынью.
Если суд решит, что мы должны платить — а Госдума своим постановлением дает для этого повод, — где мы возьмем миллиардные суммы, господа депутаты? На каких статьях бюджета сэкономим?
Виктор Илюхин, Алексей Плотников
Источник: russia-today.ru
|
