Как и почему Советский Союз с его военной и экономической мощью всего за 6 месяцев схватки с гитлеризмом оказался на грани геополитической катастрофы? Несколько десятилетий подряд историки были удовлетворены объяснениями, прозвучавшими в "закрытом" докладе Н.С.Хрущёва на ХХ съезде КПСС в 1956 г. Однако сегодня эти воззрения вызывают всё больший скептицизм в научных кругах Запада и Востока.
Перед нами одна из таких работ – книга американского историка Роджера Риза "Сталинские солдаты поневоле: социальная история Красной Армии. 1925–1941 гг."1 , в которой автор стремится вскрыть причины катастрофы Красной Армии в 41-м. Историка трудно упрекнуть в больших симпатиях к СССР и уж тем более к Сталину, чьё имя на Западе, да и у нас, то и дело служит поводом для распространения всевозможных небылиц и самой бесстыжей пропагандистской лжи. И тем особенно интересны страницы книги, где американский исследователь даёт жёсткую и научно строгую отповедь оценкам, порождённым небезызвестным хрущёвским "закрытым" докладом. Изложение некоторых контраргументов из труда Р.Риза мы и хотели бы предложить вниманию наших читателей…
О чём говорил Хрущёв
"Закрытый доклад" на ХХ съезде КПСС положил начало официальной кампании по широкомасштабной "десталинизации" советского общества. Обрушившись с высокой трибуны с резкой и уничижительной критикой "культа личности", Хрущёв значительное место уделил роли Сталина в годы Великой Отечественной войны и личной вине вождя за жертвы, которые понесли советский народ и его Вооружённые силы.
По словам докладчика, грозная опасность, нависшая над СССР в первые месяцы войны с гитлеризмом, стала "во многом результатом порочных методов руководства страной и партией со стороны самого Сталина", единовластие которого "привело к особо тяжким последствиям"<1> .
Как далее отмечал Хрущёв, именно Сталину будто бы принадлежит "Тезис, что, трагедия, которую пережил наш народ в начальный период войны, является якобы результатом "внезапности" нападения немцев на Советский Союз". Совсем "не принимались во внимание" все косвенные и прямые признаки подготовки Германии к агрессии – "и предупреждения отдельных военачальников, и показания перебежчиков, и даже явные действия врага". Более того, "от Сталина шли указания не доверять информации подобного рода, с тем чтобы-де не спровоцировать начало военных действий".
Как следствие "не были приняты достаточные меры, чтобы хорошо подготовить страну к обороне и исключить момент внезапности нападения". "Если бы наша промышленность была вовремя и по-настоящему мобилизована для обеспечения армии вооружением и необходимым снаряжением, то мы понесли бы неизмеримо меньше жертв в этой тяжёлой войне. Однако такой мобилизации своевременно проведено не было". "Это привело к тому, что в первые же часы и дни противник истребил в наших пограничных районах огромное количество авиации, артиллерии, другой военной техники, уничтожил большое количество наших военных кадров, дезорганизовал управление войсками, и мы оказались не в состоянии преградить ему путь в глубь страны".
Докладчик уверял, будто "после первых тяжёлых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец". Хрущёв пенял Сталину, что тот вообще "долгое время фактически не руководил военными операциями". Но при этом в вину вменялось и обратное – то, что "Сталин непосредственно вмешивался в ход операций и отдавал приказы, которые нередко не учитывали реальной обстановки на данном участке фронта и которые не могли не вести к колоссальным потерям человеческих жизней". К тому же "Сталин требовал непрерывных лобовых атак, с тем чтобы брать село за селом. И мы несли на этом огромные потери до тех пор, пока нашему генералитету, который выносил на своих плечах всю тяжесть ведения войны, не удалось изменить положение дел и перейти к ведению гибких манёвренных операций, что сразу дало серьёзное изменение положения на фронтах в нашу пользу".
Особое место в докладе было уделено репрессиям. Хрущёв отмечал: "На протяжении 1937–1941 гг. в результате подозрительности Сталина, по клеветническим обвинениям, истреблены были многочисленные кадры армейских командиров и политработников. На протяжении этих лет репрессировано было несколько слоёв командных кадров, начиная буквально от роты и батальона и до высших армейских центров… Политика широких репрессий против армейских кадров имела ещё и те тяжкие последствия, что она подрывала основу воинской дисциплины".
Некоторые из тезисов о Великой Отечественной войне родились позднее, но эти, напомним, прозвучали на ХХ съезде КПСС из уст самого Хрущёва. Из разоблачительного выступления советского партийного лидера следовало: Сталин несёт главное бремя личной вины за поражения и неудачи РККА, а безупречная во всем Красная Армия героически выстояла не только в борьбе с фашистской агрессией, но нашла в себе мужество и силы преодолеть препятствия, созданные "культом личности".
"Большинство нападок на Сталина инициировали советские военные, им же принадлежит формулировка причин отступления в 1941 г., – подчёркивает Роджер Риз. – Одна из целей представляется достаточно ясной: избежать ответственности за бедствия. Несмотря на случайные вкрапления правды, многие из этих аргументов просто не выдерживают критики".
"Внезапность" нападения без мифов
Для многих советских граждан весть о нападении Германии грянула как гром средь ясного неба. Но были ли застигнуты врасплох армия и оборонная промышленность СССР? Каково, вообще, значение фактора внезапности? И следует ли в чём-то винить Сталина?
Для ответа обратимся к одному из типичных документов – к составленному 4 августа 1941 г. и обильно процитированному Р.Ризом донесению генерал-майора С.В.Борзилова, командира 7-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса. Подытоживая свои впечатления по горячим следам событий, о действиях вверенной ему дивизии Борзилов докладывал, что ещё 20 июня командир корпуса отдал приказ "окончательно снарядить снаряды в магазины, вложить в танки, усилить охрану парков и складов, проверить ещё раз районы сборов частей по боевой тревоге". Иначе говоря, привести танковые соединения в состояние готовности, но без шумихи и какой-либо огласки. Тем удивительнее, что в том же самом докладе Борзилов пишет, будто о предполагаемом нападении ему "не было известно, хотя части дивизии были готовы к бою"…
Столь очевидные логические нестыковки с документальной точностью помогают уяснить главное: легенды о катастрофической "внезапности" зародились в командирской среде в первые недели войны и охотно распространялись самими военными для оправдания своих не слишком успешных боевых действий. Неприятная для многих командиров истина состоит в том, что германское нападение было неожиданным только для гражданского населения СССР, но не для таких военачальников, как генерал-майор Борзилов. Из недавно рассекреченных документов следует, что Генштаб РККА был хорошо осведомлён о надвигающейся опасности, и за несколько дней до ожидаемой, но неизбежной войны Вооружённые силы на западных рубежах СССР были приведены в состояние боевой готовности. Кроме того, была осуществлена скрытая мобилизация 800 тысяч резервистов. Конечно, Сталин тоже был проинформирован и знал о планах агрессии лучше многих других. Но, как отмечает американский историк, "он справедливо полагал, что покуда сохраняются хорошие отношения с Гитлером, нападение ему не грозит".
(Чуть отвлекаясь от книги Р.Риза, хочется напомнить: характер советской предвоенной политики ясно отражает стремление Сталина избежать роковых ошибок 1914 г., когда преждевременная мобилизация русской армии ускорила развязывание мировой бойни. Когда сам Хрущёв оказался в похожей ситуации, непродуманная и санкционированная им демонстрация силы во время Карибского кризиса в 1962 г. чуть не стоила миру ядерной катастрофы. Обвиняя во всех грехах Сталина, автор "антикультового" доклада, как видим, не только на словах недооценивал необходимость соблюдения в международных делах взвешенной осторожности.).
Хотя советские войска были приведены в готовность, германской армии всё равно удалось добиться кратковременного тактического превосходства. Но американский учёный подчеркивает, что глубоко ошибочны "утверждения, будто Гитлер достиг "стратегической внезапности", т.е. такой степени неожиданности, которая дала немцам далеко идущие и долговременные преимущества". Для маловеров и скептиков историк из США разъясняет: "Элемент внезапности помогает объяснять, почему войсковые части на границе поначалу оказались в замешательстве, что поставило их в невыгодное положение. Но это никак не объясняет, почему в боях потерпели неудачу выдвинутые из тыла корпуса и армии, у которых оставались недели на подготовку. Внезапностью можно объяснять, почему германские ВВС застали сотни самолётов на земле и уничтожили их в первый же день войны. Но этим никак не объяснить, почему советские самолёты были застигнуты на земле на третий и четвёртый день войны".
Сталин и вооружения
В советской мемуаристике причастность Сталина к созданию новых типов вооружений часто осуждается как губительная. И лишь директора оборонных заводов характеризуют Сталина более положительно – как помощника промышленности, чьё вмешательство сыграло неоценимую роль при распределении труднодоступных лимитов и преодолении других узких мест производства. Кому и чему здесь верить?
Как подчёркивает Роджер Риз, сосредоточение внимания на одном Сталине уводит нас от сути проблемы и явно недостаточно для её понимания. В орбиту разработки и производства вооружений были вовлечены громоздкие бюрократические структуры, а Сталин был последним звеном в этой длинной цепочке. Конечно, за ним оставалось право окончательного выбора, но при создании и принятии новых типов вооружений активную роль играло множество должностных лиц среднего звена, гражданских и военных чиновников. Образцы техники, годы спустя объявленные бесперспективными и никудышными, проходили экспертизу и изначально получали одобрение на всех более низких ступенях чиновничьей иерархии. Конечно, Сталин мог забраковать те или иные негодные проекты, но иногда и его можно было ввести в заблуждение.
Что касается снабжения армии вооружениями, здесь возникали препятствия совсем иного рода. Быстрый и непропорциональный рост промышленности, "чистки", проблемы, связанные с планированием и грузоперевозками, отрицательно влияли на качество и количество произведённой продукции. В качестве примера учёный указывает на деятельность военных плановиков, которые нередко колебались при выборе проектов, меняли свои решения об объёмах или размещали свои заказы позднее самых последних сроков, когда те могли быть учтены в текущем ежегодном или полугодовом плане. "Такие проблемы иногда препятствовали производству как таковому, но чаще просто его задерживали, – отмечает историк. – …Из-за колебаний Красной Армии промышленность так и не приступила к производству противотанковых ружей в 1941 г. Сделанный в последнюю минуту заказ армии на большее количество автоматических винтовок в 1941 г. означал приостановку текущего выпуска и многомесячные простои, необходимые заводам для переоснащения производства".
"Конечно, у советской оборонки было достаточно проблем и без вмешательства Сталина, – подчёркивает американский исследователь. -- Но из характера самой системы не следует, что без вмешательства Сталина дела могли бы идти существенно лучше". Наоборот, опыт демократической Франции показывает, что создание и производство новых вооружений во многих отношениях не зависят от характера политической системы: "Как советские, так и французские ВВС в 1938 г. испытывали острую нужду в истребителях, которые могли бы сравниться с германскими по лётным данным, несмотря на то, что авиационная промышленность Франции представила ряд превосходных опытных образцов, а руководство страны было хорошо знакомо с истребителями "Спитфайр" и "Харрикейн", разработанными британцами. Производство самолётов современных типов начинается только в 1939 г. Французы также столкнулись с проблемами, решая, какой тип противотанкового ружья нужно произвести для армии, несмотря на признание за вопросом большой важности. Им потребовалось несколько лет, чтобы сконструировать опытный образец 47-мм противотанковой пушки. В конечном итоге, когда грянула война, фронтовые части всё ещё были вооружены никуда не годной 25-мм противотанковой пушкой".
Историк констатирует: "Попытка армии свалить часть вины на оборонную промышленность грешит множеством изъянов. Из-за плохой подготовки РККА не только неэффективно использовала имеющиеся вооружение, но и неудовлетворительно проводила техническое обслуживание и снабжение, так что множество вооружений вообще нельзя было использовать. Есть сообщения, что в июне 1941 г. 73% старых танков и 88,4% самолётов были неисправны из-за проблем техобслуживания". Таким образом, нет оснований обвинять оборонную промышленность в нехватке боевой техники, а более "тщательное изучение процесса размещения военных заказов и обеспечение вооружениями Красной Армии, хотя и не реабилитирует Сталина, но ещё больше дискредитирует армию".
Трагические последствия "ежовщины"
Трудно спорить с тем, что наиболее драматические страницы предвоенной истории советского общества связаны с репрессиями 1937-38 гг. Но, по мнению исследователя из США, их влияние на командирские кадры сильно преувеличено.
Отнюдь не редки утверждения, будто жертвами "чисток" стала чуть не половина всего офицерского корпуса, что в кровавой мясорубке репрессий погибло не менее 40 тыс. командиров. Но столь ошеломляющие подсчёты глубоко ошибочны. Из материалов советских военных архивов следует, что истинные масштабы трагедии здесь завышены в несколько раз. В одном из многих документальных свидетельств – справке из возглавляемого Е.А.Щаденко Управления по начсоставу НКО за 1940 г. сообщается: общее число командиров и комиссаров, уволенных по политическим мотивам (с учётом восстановленных), составляет за 1937 г. около 7,7%, а за 1938 г. – около 3,8% списочной численности комсостава. Заметим: речь идёт только об уволенных, а не казнённых офицерах. Учёный специально подчёркивает это: "Широко распространено предположение, что все уволенные из Вооружённых сил в 1937-38 гг. были арестованы по политическим мотивам и были казнены или лишены свободы. Но это допущение ложно".
"К тому же репрессивная политика ошибочно интерпретирована как террор, навязанный армии компартией и режимом" – пишет Р.Риз. Сейчас настало время признать, что истоки урона, причинённого репрессиями, таились внутри самой армии: "Рядовые и их командиры, военная прокуратура и верховное командование – все они добровольно и инициативно участвовали в обезглавливании офицерских кадров. Равнодушие, казёнщина и приспособленчество в рядах РККА были главной причиной, почему террор приобрёл такой размах".
В конечном итоге одновременно начавшееся расширение Красной Армии оказало не меньшее (если не большее) негативное влияние на состояние офицерского корпуса, чем "чистки". С 1928 г. РККА увеличивала свою численность головокружительными темпами. Лишь за 1939-41 гг. её списочный состав вырос больше чем втрое, и в канун войны около 75% офицеров и 70% комиссаров занимали свои должности менее года. Всё это, как писал генерал Д.Волкогонов, связано с трагическими последствиями "чисток". Но такая точка зрения, по мнению Риза, не выдерживает критики. Учёный разъясняет: "На самом деле с 1 января 1939 по 1 мая 1941 г. армия сформировала 111 новых стрелковых и по меньшей мере 50 новых бронетанковых и моторизованных дивизий. К июню 1941 г. в РККА было 303 дивизии, и когда грянула война, 81 из них была в стадии формирования. Таким образом, все офицеры, которые получили назначение в части, созданные после июня 1940 г., де-факто служили там меньше года. Это объясняет, почему 75% офицеров пребывали в своих должностях так недолго".
Конечно, "ежовщина" усугубила проблемы с комплектованием Красной Армии, но их истинные корни не связаны с репрессиями. К 22 июня в советских Вооруженных силах не хватало 240 тыс. командиров, но никто не пытается объяснить столь значительный некомплект опустошительными "чистками". К весне 41-го более 1 млн. красноармейцев тоже служили меньше года, но никому не приходит в голову и этот факт связывать с политическими репрессиями. Призыв рядовых на военную службу нужен был для заполнения вакансий в тех же самых новообразованных дивизиях, где так остро не доставало комначсостава.
"Утверждения, будто плохая подготовка и низкие моральные качества офицеров стали побочным результатом "культа личности" и "чисток", противоречат множеству фактов, убедительно доказывающих, что все эти недостатки были присущи Красной Армии не только до развязывания репрессий, но ещё до укрепления личной власти самого Сталина, – отмечает историк. – Кроме того следовало бы полагать, что младшие офицеры батальонного уровня не могли быть подвержены приписываемой им мании преследования, поскольку большинство из них поступило на службу после 1937 г."
Другие хрущёвские объяснения – тоже неправда
Ещё одно из прозвучавших на ХХ съезде "объяснений" – о вмешательстве Сталина в боевые операции, по мнению Роджера Риза, столь же далеко от истины. Да, Сталин вмешивался, но отнюдь не в каждую из операций. В 1941 г. он отказался удовлетворить просьбу генералов об отступлении от Киева, и это привело к сдаче гитлеровцам украинской столицы. Но на него нельзя сваливать ответственность за неспособность РККА разгромить врага на подступах к Киеву. Непричастен Сталин и к большинству крупных "котлов", в которые угодили советские полководцы. И уж совсем "его нельзя винить за обилие серьёзных тактических ошибок самой армии, за которые пришлось заплатить дорогой ценой".
Историк отмечает: "Объяснение, будто Сталин вынуждал армию придерживаться наступательной стратегии, ложно и не соответствует действительности, ибо такая стратегия господствовала ещё со времён Гражданской войны". Сталин здесь ни при чём. "С 1918 г. французская армия обладала высокоразвитой стратегией и мышлением, но она не "сработала" против блицкрига. В конечном итоге и наступательная стратегия германской армии не достигла цели в борьбе с советскими Вооружёнными силами, которые, перейдя в наступление, стали бить врага его же оружием".
Верно, что в начальный период войны с Германией опыт боёв показал возврат к характерной для XIX в. тактике лобовых атак. "Возврат отчасти был связан с отсутствием руководства со стороны высших армейских кругов, – подчёркивает исследователь. – Сталина нельзя винить в этом. Ни он, ни его когорта не причастны к формированию такой политической атмосферы и таких условий для выработки решений, в которых ни один советский офицер не мог высказать здравые возражения и продвигать свои идеи вопреки мнению большинства. После "ежовщины" люди опасались высказывать независимые взгляды, но за несколько лет до начала террора сама армия содействовала насаждению интеллектуальной ограниченности и апеллировала к Марксу, дабы узаконить такое <положение вещей>".
Чтобы пояснить свою мысль, Риз напоминает о дискуссии по поводу военной доктрины, состоявшейся в начале 1930-х гг.: Свечин и Верховский, видные представители старой гвардии, аргументировано выступили против Тухачевского и его идей массовой механизированной армии, ведущей войну на полное поражение противника. Вместо споров по чисто военным вопросам будущий маршал набросился на своих оппонентов с цитатами из Ленина, Сталина и Ворошилова, пытался заклеймить Свечина и Верховского как классовых врагов, буржуазных теоретиков и идеалистов. Пытаясь придать своим словам большее доверие с помощью призывов блюсти идеологическую чистоту и лояльность партии, Тухачевский как никто иной содействовал прекращению профессиональных дискуссий в среде красного офицерства. "К концу 1931 г. идеи Свечина были дискредитированы политически, и армия отвергла рекомендованные им мероприятия, которые, возможно, могли бы уменьшить масштаб бедствий 1941 г. Сама армия создала атмосферу, в которой свободный обмен мнениями и дискуссии оказались под запретом".
Подводя итоги, трудно не удостовериться в главном: разоблачительные съездовские откровения о "неготовности" армии и промышленности, "пагубном" вмешательстве Сталина в ход боевых операций, о "чудовищных" последствиях репрессий в РККА – все эти тезисы до единого оказались наветами. Как следует из книги американского учёного, ни один из тезисов хрущёвского времени о "личной вине" Сталина за поражения в первые месяцы Великой Отечественной войны не соответствует действительности.
Спустя десятилетия становится всё более очевидным, что содержание хрущёвского "закрытого доклада" в куда большей степени говорит о тактических целях его авторов, нежели о фактах советской истории. Политически ангажированные интерпретации "культа личности" Хрущёв использовал как дубину, чтобы расчистить себе место на партийном Олимпе, чтобы удержать власть и обеспечить поддержку своим политическим решениям. Нет оснований принимать его заявления за чистую монету. Такие фундаментальные исторические труды, как "Сталинские солдаты" Роджера Риза, помогают постичь эту важную истину.
1. Roger Reese. Stalin’s Reluctant Soldiers: A Social History of the Red Army, 1925-1941. University Press of Kansas, 1996. В статье использованы главы 5 и 7 книги.
2. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущева Н.С. ХХ съезду Коммунистической партии Советского Союза. 25 февраля 1956 г. Цит. по: Реабилитация: Политические процессы 30–50-х годов / Под общ. ред. А.Н.Яковлева. – М.: Политиздат, 1991, с. 42–47.
Владимир Бобров
Источник: www.specnaz.ru
|
