Товарищи! Я думаю, что отчёт ЦК, напечатанный в “Известиях ЦК”, в смысле деталей является совершенно достаточным, и здесь, в орготчёте ЦК, его повторять не стоит.

Я полагаю, что организационный отчёт ЦК должен состоять из трёх частей.

Первая часть должна трактовать об организационных связях партии с рабочим классом,— о тех связях и тех аппаратах массового характера, которые облегают партию и при помощи которых партия осуществляет руководство рабочим классом, а рабочий класс превращается в армию партии.

Вторая часть отчёта, по-моему, должна трактовать о тех организационных связях и о тех аппаратах массового характера, при помощи которых рабочий класс связывается с крестьянством. Это — государственный аппарат. При помощи государственного аппарата рабочий класс, под руководством партии, осуществляет руководство над крестьянством.

Третья часть и последняя должна касаться самой партии, как организма, живущего своей особой жизнью, и как аппарата, дающего лозунги и проверяющего их осуществление.

Я перехожу к первой части отчёта. Я говорю о партии, как об авангарде, и о рабочем классе, как об армии нашей партии. Может показаться по аналогии, что тут отношения такие же, как и в области военной, т. е. партия даёт приказы, по телеграфу передаются лозунги, а армия, т. е. рабочий класс, осуществляет эти приказы. Такое представление в корне неверно. В политической области дело обстоит много сложнее. Дело в том, что в военной области армию создаёт сам командный состав, он сам её формирует. Здесь же, в политической области, партия своей армии не создаёт, а её находит,— это рабочий класс. Второе отличие состоит в том, что в военной области командный состав не только создаёт армию, но и кормит её, одевает и обувает В политической области таких явлений мы не имеем Партия не кормит, не обувает и не одевает свою армию рабочий класс. Именно поэтому в политике дело обстой! много сложнее. Именно поэтому в политике не класс зависит от партии, а наоборот. Вот почему в политической области для того, чтобы осуществить руководство авангарда класса, т. е. партии, необходимо, чтобы партия облегалась широкой сетью беспартийных массовых аппаратов, являющихся щупальцами в руках партии, при помощи которых она передаёт свою волю рабочему классу, а рабочий класс из распылённой массы превращается в армию партии.

Так вот, я перехожу к рассмотрению того, каковы эти аппараты, эти приводные ремни, соединяющие партию с классом, каковы эти аппараты, и что успела сделать партия за год в смысле укрепления этих аппаратов.

Первый, основной приводной ремень, первый, основной передаточный аппарат, при помощи которого партия связывается с рабочим классом,— это профсоюзы. За год деятельности, если брать цифры по укреплению этого основного приводного ремня, ведущего партию к классу, партия усилила, укрепила своё влияние в руководящих органах союзов. Я не касаюсь ВЦСПС. Его состав всем известен. Я не касаюсь также ЦК союзов. Я имею в виду, главным образом, губпрофсоветы. В прошлом году, к XI съезду нашей партии, с дооктябрьским стажем имелось председателей губернских советов профсоюзов 27%, а в этом году больше 57%. Успех не очень велик, но всё же успех. Он говорит о том, что руководящие элементы нашей партии со стажем дооктябрьским держат в руках основные нити союзов, при помощи которых они связывают партию с рабочим классом.

Я не буду касаться состава профсоюзов рабочих в целом. Цифры говорят, что к прошлому съезду членов союзов числилось около 6 миллионов. В нынешнем году, к этому съезду, 4 800 000. Как будто шаг назад, но это только кажется. В прошлом году,— да будет мне позволено сказать здесь правду! — союзы представляли дутые величины. Цифры, которые давались, не точно отражали действительность. Цифры, данные к этому съезду, хотя и меньше прошлогодних, но более реальны и более жизненны. В этом я усматриваю шаг вперёд, несмотря на уменьшение численного состава профсоюзов. Таким образом, превращение профсоюзов из дутых и полуказённых в действительно живые союзы, живущие общей жизнью со своими руководящими органами, с одной стороны, и повышение процента руководящих элементов партии в губернских органах союзов от 27% до 57% — с другой,— вот тот успех, который мы за этот год констатируем в деятельности нашей партии по укреплению профсоюзов.

Но нельзя сказать, чтобы в этой области всё обстояло благополучно. Первичные ячейки союзов — фабзавкомы — не везде еще наши. Так, например, из 146 существующих в Харьковской губернии фабзавкомов 70 не имеют в своём составе ни одного коммуниста. Но эти явления единичны. В общем нужно признать, что развитие профсоюзов в смысле укрепления влияния партии как в губернских, так и в низовых ячейках безусловно пошло вперёд. Этот фронт надо считать обеспеченным за партией. В области союзов у нас сильных противников нет.

Второй приводной ремень, второй передаточный аппарат массового характера, при помощи которого партия связывается с классом,— это кооперативы. Прежде всего я имею в виду потребительскую кооперацию, её рабочую часть, затем сельскохозяйственную кооперацию, поскольку она охватывает деревенскую бедноту. К XI съезду состояло в рабочих секциях Центросоюза около трёх миллионов человек. В этом году, к данному съезду, есть некоторый прирост: 3 300 000. Это очень мало. Но всё же в наших условиях, в условиях нэпа, это представляет шаг вперёд. Если считать на каждого рабочего по 3 едока в семье, то выходит, что кооперативы имеют около 9 миллионов рабочего населения, организованного, как потребители, вокруг потребительской кооперации, где влияние партии растёт изо дня в день...

К прошлому съезду у нас не было данных относительно того, насколько силы партии велики в потребительской кооперации, 2—3—5%, не больше. К этому съезду мы уже имеем в губернских органах Центросоюза не менее 50% коммунистов. Это опять-таки шаг вперёд.

Немного хуже обстоит дело в сельскохозяйственных кооперативах. Сами-то они растут безусловно. В прошлом году, к съезду, сельскохозяйственные кооперативы объединяли не меньше 1 700 000 крестьянских хозяйств. В этом году, к этому съезду, они объединяют не меньше 4000000 крестьянских хозяйств. Тут есть известная часть бедноты, которая тяготеет к пролетариату. Именно поэтому интересно выяснить, как росло влияние партии в области сельскохозяйственной кооперации. Цифр по прошлому году мы не имеем. В этом году оказывается (хотя эти цифры мне кажутся сомнительными) коммунистов в губернских органах сельскохозяйственной кооперации не меньше 50%. Если это верно, то это — колоссальный шаг вперёд. Хуже обстоит дело в низовых ячейках, где мы всё еще не в силах высвободить первичные кооперативы из-под влияния враждебных нам сил.

Третий приводной ремень, соединяющий класс с партией,— это союзы молодёжи. Едва ли нужно доказывать всё колоссальное значение союза молодёжи и вообще молодёжи в деле развития нашей партии. Цифры, имеющиеся у нас, говорят о том, что в прошлом году, к XI съезду, считалось у нас в составе союза молодёжи не менее 400000 членов. Потом в середине 1922 года, когда пошло сокращение штатов, когда броня была еще недостаточно осуществлена, когда союз молодёжи еще не был в состоянии приспособиться к новым условиям, число членов упало до 200000. Теперь, особенно с осени прошлого года, мы имеем колоссальный рост союза молодёжи. В составе союза насчитывается не меньше 400 000 членов. Самое отрадное — это то, что союзы молодёжи растут в первую очередь за счёт рабочей молодёжи. Рост их падает прежде всего на районы, где у нас поднимается промышленность.

Вы знаете, что основная деятельность союза молодёжи среди рабочих — это школы фабзавуча. Цифры в этой области говорят, что в прошлом году, к XI съезду, мы имели около 500 школ фабзавуча с количеством членов в 44 тысячи. К январю этого года мы имеем свыше 700 школ с количеством членов в 50 тысяч. Но главное то, что прирост падает на рабочий состав союза молодёжи.

Как и предыдущий фронт,— фронт сельскохозяйственной кооперации,— фронт молодёжи надо считать особо угрожаемым, ввиду того, что атаки противников нашей партии в этой области особенно настойчивы. Именно здесь, в этих двух областях, необходимо, чтобы партия и её организации напрягли все силы, чтобы обеспечить себе преобладающее влияние.

Дальше я перехожу к делегатским собраниям работниц. Это тоже, может быть, и незаметный для наших организаций, но очень важный, существеннейший приводной механизм, соединяющий нашу партию с женской частью рабочего класса. Цифры, имеющиеся у нас, говорят следующее: в 57 губерниях и 3 областях в прошлом году, к XI съезду, мы имели около 16000 делегаток с преобладанием работниц. В этом году, к этому съезду, в тех же губерниях и областях мы имеем не менее 52 000 делегаток, причём из них 33 000 работниц. Это колоссальный шаг вперёд. Надо принять во внимание, что это — фронт, на который мы до сих пор обращали мало внимания, а он имеет для нас колоссальное значение. Раз дело двигается вперёд, раз есть почва для того, чтобы этот аппарат тоже укрепить, расширить и направить щупальцы партии для подрыва влияния попов среди молодёжи, которую воспитывают женщины, естественно, что одной из очередных задач партии должно быть то, чтобы и на этом фронте, безусловно угрожаемом, был развит максимум энергии.

Перехожу к школе. Я говорю о школах политических, о совпартшколах и о коммунистических университетах. Это — тоже аппарат, при помощи которого партия развивает коммунистическое просвещение, фабрикует командный состав по просвещению, который сеет среди рабочего населения семена социализма, семена коммунизма и тем связывает партию духовными связями с рабочим классом. Цифры говорят, что количество слушателей совпартшкол в прошлом году составляло около 22 тысяч. В этом году их не менее 33 000, если считать и городские школы политграмоты, финансируемые Главполитпросветом. Что касается коммунистических университетов, имеющих громадное значение для коммунистического просвещения, то тут прирост маленький: было около 6 тысяч слушателей, стало 6 400. Задача партии состоит в том, чтобы напрячь усилия на этом фронте, усилить работу по выработке, по выковке командного состава коммунистического просвещения.

Перехожу к печати. Печать не является массовым аппаратом, массовой организацией, но, тем не менее, она прокладывает неуловимую связь между партией и рабочим классом,— связь, которая по своей силе равняется любому передаточному аппарату массового характера. Говорят, что печать — шестая держава. Я не знаю, какая она держава, но что она имеет силу, большой удельный вес,— это бесспорно. Печать — самое сильное оружие, при помощи которого партия ежедневно, ежечасно говорит с рабочим классом на своём, нужном ей языке. Других средств протянуть духовные нити между партией и классом, другого такого гибкого аппарата в природе не имеется. Вот почему на эту область партия должна обратить особое внимание, и нужно сказать, что тут уже мы имеем некоторый успех. Возьмём газеты. По сообщённым цифрам, в прошлом году мы имели 380 газет, в этом году не менее 528. Тираж в прошлом году 2 500 000, но тираж этот полуказённый, не живой. Летом, когда печать претерпела сокращение субсидий, когда печать оказалась перед необходимостью стать на собственные ноги, тираж пал до 900 тысяч. К настоящему съезду мы имеем тираж около двух миллионов. Значит, печать становится менее казённой, живёт на свои средства и является острым оружием в руках партии, давая ей связь с массами, иначе тираж не мог бы возрастать и держаться.

Перехожу к следующему передаточному аппарату — к армии. На армию привыкли смотреть, как на аппарат обороны или наступления. Я же рассматриваю армию как сборный пункт рабочих и крестьян. Истории всех революций говорят, что армия — это единственный сборный пункт, где рабочие и крестьяне разных губерний, оторванные друг от друга, сходятся и, сходясь, вырабатывают свои политические взгляды. Не случайно, что большие мобилизации и серьёзные войны всегда вызывают тот или иной социальный конфликт, то или иное массовое революционное движение. Это происходит потому, что в армии крестьяне и рабочие самых отдалённых углов впервые встречаются друг с другом. Ведь обычно воронежский мужик не встречается с питерцем, пскович не видит сибиряка, в армии же они встречаются. Армия является школой, сборным пунктом рабочих и крестьян, и с этой точки зрения сила и влияние партии на армию имеют колоссальное значение, и в этом смысле армия есть величайший аппарат, соединяющий партию с рабочими и беднейшим крестьянством. Армия — это единственный всероссийский, всефедеративный сборный пункт, где люди разных губерний и областей, сходясь, учатся и приучаются к политической жизни. И в этом в высшей степени серьёзном передаточном массовом аппарате мы имеем следующие изменения: процент коммунистов к предыдущему съезду составлял 7½, в этом году он доходит до 10½. Армия за это время сократилась, но качество армии улучшилось. Влияние партии увеличилось, и в этом основном сборном пункте мы одержали победу в смысле увеличения коммунистического влияния.

Коммунистов среди командного состава, если взять весь командный состав до командиров взводов включительно, в прошлом году было 10%, а в этом году 13%. Если взять комсостав, исключая командиров взводов, то в прошлом году было 16%, а нынче 24%.

Таковы те приводные ремни, те массовые аппараты, которые облегают нашу партию и которые, связывая партию с рабочим классом, дают ей возможность превратиться в авангард, а рабочий класс превратить в армию.

Такова сеть связи и сеть передаточных пунктов, при помощи которых партия, в отличие от военного командного состава, превращается в авангард, а рабочий класс из распылённой массы превращается в действительную политическую армию.

Успехи, проявленные нашей партией в этих областях по части укрепления этих связей, объясняются не только тем, что опыт партии вырос в этой части, не только тем, что самые средства воздействия на эти передаточные аппараты усовершенствовались, но и тем, что общее политическое состояние страны помогало, способствовало этому.

В прошлом году мы имели голод, результаты голода, депрессию промышленности, распыление рабочего класса и пр. В этом году, наоборот, мы имели урожай, частичный подъём промышленности, открывшийся процесс собирания пролетариата, улучшение положения рабочих. Старые рабочие, вынужденные раньше разбрасываться по деревням, вновь притекают к фабрикам и заводам, и всё это создаёт обстановку, политически благоприятную для того, чтобы партия развернула широко работу по части укрепления упомянутых выше аппаратов связи.

Перехожу ко второй части отчёта: о партии и государственном аппарате. Государственный аппарат есть основной массовый аппарат, соединяющий рабочий класс, стоящий у власти, в лице его партии, с крестьянством и дающий возможность рабочему классу, в лице его партии, руководить крестьянством. Эту часть своего отчёта я связываю непосредственно с двумя известными статьями тов. Ленина.

Многим показалась идея, развитая тов. Лениным в двух статьях, совершенно новой. По-моему, та идея, которая развита в этих статьях, сверлила мозг Владимира Ильича еще в прошлом году. Вы помните, должно быть, его политический отчёт в прошлом году. Он говорил о том, что политика наша верна, но аппарат фальшивит, что поэтому машина двигается не туда, куда нужно, а сворачивает. На это, как помнится, Шляпников заметил, что шофёры не годятся. Это, конечно, неверно. Совершенно неверно. Политика верна, шофёр великолепен, тип самой машины хорош, он советский, а вот составные части государственной машины, т. е. те или иные работники в государственном аппарате, плохи, не наши. Поэтому машина фальшивит, и получается в целом искажение правильной политической линии. Получается не осуществление, а искажение. Государственный аппарат, повторяю, по типу правильный, но составные части его еще чуждые, казённые, наполовину царско-буржуазные. Мы хотим иметь государственный аппарат, как средство обслуживания народных масс, а некоторые люди этого госаппарата хотят превратить его в статью кормления. Вот почему аппарат в целом фальшивит. Если мы его не исправим, то с одной лишь правильной политической линией мы не уйдём далеко: она будет искажена, получится разрыв между рабочим классом и крестьянством. Получится то, что хотя мы и у руля, но машина не будет подчиняться. Выйдет крах. Вот те мысли, которые еще в прошлом году тов. Ленин развивал, и которые только в этом году он оформил в стройную систему реорганизации ЦКК и РКИ в том смысле, чтобы реорганизованный ревизионный аппарат превратился в рычаг для перестройки всех составных частей машины, для замены старых негодных частей новыми, если мы действительно хотим машину двигать туда, куда ей надлежит двигаться.

В этом суть предложения тов. Ленина.

Я мог бы сослаться на такой факт, как ревизия Орехово-Зуевского треста, организованного по советскому типу, призванного к тому, чтобы вырабатывать максимум фабрикатов и снабжать крестьянство, между тем как этот по-советски организованный трест перекачивал вырабатываемые фабрикаты в частный карман в ущерб интересам государства. Машина шла не туда, куда ей нужно было итти.

Я мог бы сослаться на такой факт, который мне на днях рассказал тов. Ворошилов. Есть у нас такое учреждение, называемое Промбюро. Было такое учреждение на юго-востоке. В этом аппарате состояло около 2 тысяч работников. Этот аппарат был призван руководить промышленностью юго-востока. Тов. Ворошилов с отчаянием говорил мне, что нелегко было управиться с этим аппаратом, и для управления им нужно было создать добавочный маленький аппаратик, т. е. для управления аппаратом управления. Нашлись добрые люди:

Ворошилов, Эйсмонт и Микоян, которые взялись за дело по-настоящему. И оказалось, что вместо 2 тысяч работников в аппарате можно иметь 170. И что же? Теперь дела идут, оказывается, гораздо лучше, чем раньше. Раньше аппарат съедал всё, что вырабатывал. Теперь аппарат обслуживает промышленность. Таких фактов уйма, их много, их больше, чем у меня волос на голове,

Все эти факты говорят лишь об одном,— что наши советские аппараты, по типу правильные, состоят зачастую из таких людей, имеют такие навыки и традиции, которые опрокидывают по существу правильную политическую линию. От этого вся машина фальшивит, и получается громадный политический минус, опасность разрыва пролетариата с крестьянством.

Вопрос стоит так: либо мы хозаппараты улучшим, сократим их состав, упростим их, удешевим, укомплектовав их составом, близким нашей партии по духу, и тогда мы добьёмся того, для чего мы ввели так называемый нэп, т. е. промышленность будет вырабатывать максимум фабрикатов для того, чтобы снабжать деревню, получать необходимые продукты, и, таким образом, мы установим смычку экономики крестьянства с экономикой промышленности. Либо мы этого не добьёмся, и будет крах.

Или ещё: либо самый государственный аппарат, налоговый аппарат будет упрощён, сокращён, из него будут изгнаны воры и мошенники, и тогда нам удастся брать с крестьян меньше, чем теперь, и тогда народное хозяйство выдержит. Либо этот аппарат превратится в самоцель, как было на юго-востоке, и всё, что берётся у крестьянства, придётся тратить на содержание самого аппарата, — и тогда политический крах.

Вот те соображения, которые, по моему убеждению, руководили Владимиром Ильичом, когда он писал эти статьи.

В предложениях тов. Ленина есть ещё одна сторона. Он не только добивается того, чтобы аппарат был улучшен, и руководящая роль партии была усилена максимально,— ибо партия строила государство, она должна и улучшить,— но он имеет в виду, очевидно, и моральную сторону. Он хочет добиться того, чтобы в стране не осталось ни одного сановника, хотя бы самого высокопоставленного, по отношению и которому простой человек мог бы сказать: на него управы нет. Вот эта моральная сторона представляет третью сторону предложения Ильича, именно это предложение ставит задачу очистить не только госаппарат, но и партию от тех сановнических традиций и навыков, которые компрометируют нашу партию.

Перехожу к вопросу о подборе работников, т. е. к тому вопросу, о котором говорил Ильич еще на XI съезде. Если ясно для нас, что наш госаппарат по своему составу, навыкам и традициям негоден, ввиду чего угрожает разрыв между рабочими и крестьянством, то ясно, что руководящая роль партии должна выразиться не только в том, чтобы давать директивы, но и в том, чтобы на известные посты ставились люди, способные понять наши директивы и способные провести их честно. Не нужно доказывать, что между политической работой ЦК и организационной работой нельзя проводить непроходимую грань.

Едва ли кто-либо из вас будет утверждать, что достаточно дать хорошую политическую линию, и дело кончено. Нет, это только полдела. После того как дана правильная политическая линия, необходимо подобрать работников так, чтобы на постах стояли люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять эти директивы, как свои родные, и умеющие проводить их в жизнь. В противном случае политика теряет смысл, превращается в махание руками. Вот почему учраспред, т. е. тот орган ЦК, который призван учитывать наших основных работников как на низах, так и вверху и распределять их, приобретает громадное значение. Доселе дело велось так, что дело учраспреда ограничивалось учётом и распределением товарищей по укомам, губкомам и обкомам. Дальше этого учраспред, попросту говоря, не совал носа. Теперь, когда война кончена, когда массовые огульные мобилизации не имеют больше места, когда они потеряли всякий смысл, что доказала мобилизация тысячи, которая была взвалена на плечи Центрального Комитета в. прошлом году и провалилась, ибо огульные мобилизации при наших условиях, когда работа ушла вглубь, когда мы держим курс на специализацию, когда необходимо каждого работника изучать по косточкам,— огульные мобилизации только портят дело, не давая никакого плюса местам,— теперь учраспред уже не может замыкаться в рамках губкомов и укомов.

Я мог бы сослаться на некоторые цифры. Было заказано XI съездом Центральному Комитету мобилизовать не менее тысячи московских работников. Центральный Комитет учёл для мобилизации около 1 500. Ввиду болезни мобилизованных и всяких причин удалось мо5и-лизовать только 700; из них сколько-нибудь годными оказались, по отзывам мест, 300 человек. Вот вам факт, говорящий о том, что огульные мобилизации старого типа, которые производились в старое время, теперь уже не годятся, потому что наша партийная работа ушла вглубь, она дифференцировалась по разным отраслям хозяйства, и огульно перебрасывать людей значит, во-первых, обрекать их на бездеятельность и, во-вторых, не удовлетворять минимальных потребностей самих организаций, требующих новых работников.

Я хотел бы привести некоторые цифры изучения нашего промышленного командного состава по известной брошюре, составленной Сорокиным, работающим в учраспреде. Но прежде, чем перейти к этим цифрам, я должен сказать о той реформе, которую Центральный Комитет в ходе своей работы по учёту работников произвёл в учраспреде. Раньше, как я говорил уже, учраспред ограничивался рамками губкомов и укомов, теперь, когда работа ушла вглубь, когда строительная работа развернулась повсюду, замыкаться в рамки укомов и губкомов нельзя. Необходимо охватить все без исключения отрасли управления и весь промышленный комсостав, при помощи которого партия держит в руках наш хозаппарат и осуществляет своё руководство. В этом смысле и было решено Центральным Комитетом расширить аппарат учраспреда как в центре, так и на местах, с тем, чтобы у заведующего были заместители по хозяйственной и по советской части и чтобы у них были свои помощники по учёту комсостава по предприятиям и по трестам, по хозорганам на местах и в центре, в советах и в партии.

Результаты этой реформы не замедлили сказаться. За короткий срок удалось учесть промышленный комсостав, охватывающий около 1300 директоров. Из них оказывается 29% партийных и 70% беспартийных. Может показаться, что беспартийные преобладают в смысле их удельного веса в основных предприятиях, но это неверно. Оказывается, что 29% коммунистов руководят самыми крупными предприятиями, объединяющими более 300 тысяч рабочих, а 70% беспартийных директоров руководят предприятиями, охватывающими не более 250; тысяч промышленных рабочих. Мелкими предприятиями руководят беспартийные, а крупными — партийные. Далее, среди директоров-партийцев рабочих втрое больше, чем нерабочих. Это говорит о том, что внизу по промышленному строительству, в основных ячейках, не в пример верхам, ВСНХ и его отделам, где коммунистов мало, уже началось овладевание предприятий силами коммунистов и прежде всего рабочими. Интересно, что по качеству своему, по пригодности среди коммунистов директоров оказалось годных больше, чем среди беспартийных. Из этого следует, что партия, распределяя коммунистов по предприятиям, руководствуется не только чисто партийными соображениями, не только тем, чтобы усилить влияние партии в предприятиях, но и деловыми соображениями. От этого выигрывает не только партия, как партия, но и строительство всего хозяйства, ибо годных директоров оказывается среди коммунистов гораздо больше, чем среди беспартийных.

Вот первый опыт учёта нашего промышленного комсостава,— новый опыт, как я сказал, охватывающий далеко не все предприятия, ибо 1300 директоров, учтённых в этой брошюре, составляют только около половины всех тех предприятий, которые еще должны быть учтены. Но опыт показывает, что здесь поле неисчерпаемо богато, и работа учраспреда должна быть развёрнута во-всю, чтобы дать партии возможность укомплектовать коммунистами управляющие органы наших основных предприятий и тем осуществить руководство партии госаппаратом.

Товарищи должны быть знакомы с теми предположениями, которые ЦК вносит на рассмотрение съезда по организационному вопросу, имея в виду и партийную, и советскую сторону. Что касается советской стороны, о которой я только что говорил во второй части своего отчёта, то этот вопрос ЦК предполагал представить на детальное рассмотрение специальной секции, которая должна изучить и партийную, и советскую сторону этого вопроса и потом уже предложить на усмотрение съезда свои соображения.

Перехожу к третьей части отчёта: о партии, как организме, и партии, как аппарате.

Прежде всего следует сказать два слова о количественном составе нашей партии. Цифры говорят о том, что в прошлом году, к XI съезду, партия насчитывала на несколько десятков тысяч больше 400 тысяч человек. В этом году, ввиду дальнейшего сокращения партии, ввиду того, что по целому ряду областей партия освободилась от непролетарских элементов, партия стала меньше,—немного меньше 400 тысяч. Это—не минус, это плюс, ибо по социальному составу партия улучшилась. Самое интересное в развитии нашей партии в смысле улучшения её социального состава,— это то, что имевшаяся раньше тенденция роста непролетарских элементов партии за счёт рабочего элемента прекратилась в отчётном году, что наступил перелом, наметился определённый уклон в сторону увеличения процента рабочего состава нашей партии за счёт непролетарского её состава. Это именно тот успех, которого мы добивались до времени чистки и которого мы добились теперь. Я не скажу, что в этой области сделано всё,— далеко еще не всё. Но перелома мы достигли, известного минимума однородности мы достигли, рабочий состав партии обеспечили, и, очевидно, в дальнейшем придётся ^итти по этому пути в смысле дальнейшего сокращения непролетарских элементов партии и дальнейшего роста пролетарских элементов. Те мероприятия, которые ЦК предлагает для дальнейшего улучшения состава нашей партии, в предложениях ЦК изложены, я их повторять не буду. Очевидно, что придётся усилить преграды против наплыва непролетарских элементов, ибо в данный момент, в условиях нэпа, когда партия безусловно подвержена тлетворному влиянию нэповских элементов, необходимо добиться максимума однородности нашей партии и, во всяком случае, решительного преобладания рабочего состава за счёт нерабочего. Партия должна и обязана сделать это, если она хочет сохранить себя, как партия рабочего класса.

Я перехожу к вопросу о жизни губкомов и их деятельности. В печать часто проникают, в некоторых статьях, иронические нотки по адресу губкомов, часто высмеивают губкомы, недооценивается их деятельность. А я должен сказать, товарищи, что губкомы — это основная опора нашей партии, и без них, без губкомов, без их работы по руководству как советской, так и партийной работой партия осталась бы без почвы. Несмотря на все недостатки губкомов, несмотря на то, что недочёты до сих пор еще имеются, несмотря на так называемые склоки в губкомах, на дрязги, в целом губкомы — это основная опора нашей партии.

Как живут и как развиваются губкомы? Я читал письма от губкомов месяцев 10 назад, когда секретари наших губкомов еще путались в делах хозяйственных, не приспособившись к новым условиям. Я читал, далее, новые письма, спустя 10 месяцев, с удовольствием, с радостью, потому что из них видно, что губкомы выросли, они уже вошли в курс дела, вплотную подошли к строительной работе, поставили местный бюджет, овладели хозяйством местного масштаба и действительно сумели стать во главе всей хозяйственной и политической жизни в своей губернии. Это, товарищи, большое завоевание. Несомненно, имеются и недочёты в губкомах, но я должен сказать, что если бы не было этого роста партийного и хозяйственного опыта губкомов, если бы мы не имели этого громадного шага вперёд в смысле роста зрелости губкомов в деле руководства местной хозяйственной и политической жизнью, то мы не имели бы тогда возможности даже мечтать о том, чтобы партия когда-либо взялась руководить государственным аппаратом.

Говорят о склоках и трениях в губкомах. Я должен сказать, что склоки и трения, кроме отрицательных сторон, имеют и хорошие стороны. Основным источником склок и дрязг является стремление губкомов создать внутри себя спаянное ядро, сплочённое ядро, могущее руководить без перебоев. Эта цель и это стремление являются вполне здоровыми и законными, хотя добиваются их часто путями, не соответствующими целям. Объясняется это разнородностью нашей партии,— тем, что в партии имеются коренники и молодые, пролетарии и интеллигенты, центровые и окраинные люди, люди разных национальностей, причём все эти разнородные элементы, входящие в губкомы, вносят различные нравы, традиции, и на этой почве возникают трения, склоки. Всё же 9/10 склок и трений, несмотря на непозволительность их форм, имеют здоровое стремление — добиться того, чтобы сколотить ядро, могущее руководить работой. Не нужно доказывать, что если бы таких руководящих групп в губкомах не было, если бы всё было сколочено так, чтобы “хорошие” и “плохие” уравновешивали друг друга,— никакого руководства в губернии не было бы, никакого продналога мы не собрали бы и никаких кампаний не провели бы. Вот та здоровая сторона склок, которая не должна быть заслонена тем, что она иногда принимает уродливые формы. Это не значит, конечно, что партия не должна бороться со склоками, особенно когда они возникают на личной почве.

Так обстоит дело с губкомами.

Но сила нашей партии, к сожалению, ниже губкомов, еще не так велика, как это могло бы казаться. Основная слабость нашей партии в области аппарата — это именно слабость наших уездных комитетов, отсутствие резервов — уездных секретарей. Я думаю, что если мы основные аппараты, связывающие нашу партию с рабочим классом,— аппараты, о которых я говорил в первой части своего отчёта,— не вполне еще получили в свои руки (я имею в виду низшие ячейки, кооперативы, делегатские собрания женщин, союзы молодёжи и т. д.), если губернские органы еще не достигли полного обладания этими аппаратами, то это именно потому, что мы слишком слабы в уездах.

Я считаю это основным вопросом.

Я думаю, что одной из основных задач нашей партии является создание при ЦК школы уездных секретарей из людей, наиболее преданных и способных, из крестьян, из рабочих. Если бы партия могла добиться в будущем году того, чтобы сколотить вокруг себя резерв в 200 или в 300 уездных секретарей, которых можно было бы отдать потом на помощь губкомам, чтобы облегчить им руководство работой в уездах, то этим она обеспечила бы руководство всеми передаточными аппаратами массового характера. Ни одного потребительского кооператива, ни одного сельскохозяйственного кооператива, ни одного фабзавкома, ни одного делегатского собрания женщин, ни одной ячейки союза молодёжи, ни одного аппарата массового характера мы не имели бы тогда вне преобладающего влияния партии.

Теперь об областных органах. Прошлый год показал, что партия и ЦК были правы, создав областные органы, частью выборные, частью назначенные. Обсуждая в целом вопрос о районировании, ЦК пришёл к тому выводу, что в деле постройки областных органов партии необходимо перейти постепенно от принципа назначенства к принципу выборности, имея в виду, что такой переход, несомненно, создаст благоприятную моральную атмосферу вокруг областных комитетов партии и облегчит ЦК руководство партией.

Перехожу к вопросу об улучшении центральных органов партии. Вы, должно быть, читали предложения ЦК о том, чтобы функции Секретариата ЦК были отграничены вполне ясно и точно от функций Оргбюро и Политбюро. Едва ли этот вопрос нуждается в особой трактовке, ибо он сам собой ясен. Но есть один вопрос,— о расширении самого ЦК,— вопрос, который несколько раз обсуждался у нас внутри ЦК, и который вызвал одно время серьёзные прения. Есть некоторые члены ЦК, которые думают, что следовало бы не расширять, а даже сократить число членов ЦК. Я их мотивов не излагаю: пусть товарищи сами выскажутся. Я вкратце изложу мотивы в пользу расширения ЦК.

Ныне положение вещей в центральном аппарате нашей партии таково: есть у нас 27 членов ЦК. ЦК собирается раз в 2 месяца, а внутри ЦК имеется ядро в 10— 15 человек, которые до того наловчились в деле руководства политической и хозяйственной работой наших органов, что рискуют превратиться в своего рода жрецов по руководству. Это, может быть, и хорошо, но это имеет и очень опасную сторону: эти товарищи, набравшись большого опыта по руководству, могут заразиться самомнением, замкнуться в себе и оторваться от работы в массах. Ежели некоторые члены ЦК или, скажем, ядро человек в 15 стали такими опытными и так навострились, что в деле выработки указаний в 9 случаях из 10 они не допустят ошибки, то это очень хорошо. Но если они не имеют вокруг себя нового поколения будущих руководителей, тесно связанных с работой на местах, то эти высококвалифицированные люди имеют все шансы закостенеть и оторваться от масс.

Во-вторых, то ядро внутри ЦК, которое сильно выросло в деле руководства, становится старым, ему нужна смена. Вам известно состояние здоровья Владимира Ильича. Вы знаете, что и остальные члены основного ядра ЦК достаточно поизносились. А новой смены еще нет,— вот в чём беда. Создавать руководителей партии очень трудно: для этого нужны годы, 5—10 лет, более 10-ти. Гораздо легче завоевать ту или другую страну при помощи кавалерии тов. Будённого, чем выковать 2—3-х руководителей из низов, могущих в будущем стать действительными руководителями страны. И пора подумать о том, чтобы выковать новую смену. Для этого есть одно средство — втянуть в работу ЦК новых, свежих работников и в ходе работ поднять их вверх, поднять наиболее способных и независимых, имеющих головы на плечах. Книжкой руководителей не создашь. Книжка помогает двигаться вперёд, но сама руководителя не создаёт. Работники-руководители растут только в ходе самой работы. Только выбрав в ЦК новых товарищей, дав им испытать всю тяжесть руководства, мы можем добиться выработки столь необходимой для нас при настоящем положении вещей смены. Вот почему я полагаю, что было бы глубочайшей ошибкой со стороны съезда, если бы он не согласился с предложением ЦК о расширении его, по крайней мере, до 40 человек.

Заканчивая доклад, я должен отметить один факт, который,— может быть, потому, что он слишком известен,— не бросается в глаза, но который следует отметить, как факт большой важности. Это та спаянность нашей партии, та сплочённость беспримерная, которая дала нашей партии возможность при таком повороте, как нэп, избежать раскола. Ни одна партия в мире, ни одна политическая партия такого крутого поворота не выдержала бы без замешательства, раскола, без того, чтобы с партийного воза не упала та или иная группа. Как известно, такие повороты влекут за собой то, что известная группа падает с воза, и в партии начинается если не раскол, то замешательство. Мы имели такой поворот в истории нашей партии в 1907 и 1908 годах, когда после 1905 и 1906 годов мы, приученные к революционной борьбе, не желали перейти на работу будничную, легальную, не хотели итти в Думу, не хотели использовать легальных учреждений, не хотели усиливать своих позиций в легальных органах и вообще отнекивались от новых путей. Это был поворот не такой уже крутой, как нэп, но, очевидно, мы еще были тогда молоды, как партия, мы не имели опыта по части маневрирования, и дело разрешилось тем, что целых две группы тогда упали у нас с тележки. Нынешний поворот к нэпу после нашей политики наступления — поворот крутой. И вот при этом повороте, когда пролетариат должен был отойти на старые позиции, отказавшись временно от наступления, когда пролетариат должен был обратиться в сторону крестьянского тыла, чтобы с ним не порвать связи, когда пролетариат должен был подумать о том, чтобы резервы свои на Востоке и на Западе усилить, укрепить,— при таком крутом повороте партия обошлась не только без раскола, но и проделала его без замешательства.

Это говорит о беспримерной гибкости, спаянности и сплочённости партии.

В этом залог того, что партия наша победит. В прошлом году, да и в этом году, каркали и каркают наши враги, что в партии нашей разложение. Однако, вступая в нэп, мы сохранили наши позиции, сохранили нити народного хозяйства в своих руках, и партия продолжает спаянно, как один, итти вперёд, в то время как наши противники действительно разлагаются и ликвидируются. Вы, наверно, слыхали, товарищи, что недавно состоялся съезд эсеров в Москве. Съезд решил обратиться к нашему съезду с просьбой открыть им двери нашей партии. Вы, должно быть, слыхали, кроме того, что бывшая цитадель меньшевизма, Грузия, где имеется не менее 10000 членов партии меньшевиков,—эта крепость меньшевизма уже рушится, и около 2 тысяч членов партии ушло из рядов меньшевиков. Это как будто говорит не о том, что у нас партия разлагается, а о том, что они, наши противники, разлагаются. Наконец, вы, наверно, знаете, что один из самых честных и дельных работников меньшевизма — тов. Мартынов — ушёл из рядов меньшевиков, причём ЦК принял его в партию и вносит своё предложение на съезд, чтобы съезд утвердил это принятие. (Частичные аплодисменты.) Все эти факты, товарищи, говорят не о том, что у нас плохо обстоят дела в партии, но о том, что у них, у наших противников, пошло разложение по всей линии, а наша партия осталась спаянной, сплочённой, выдержавшей величайший поворот, идущей вперёд с широко развёрнутым знаменем. (Громкие, продолжительные аплодисменты.)

Товарищи! Заключительное слово будет состоять из двух частей: из первой, которая будет говорить об организационной практике ЦК, поскольку её критиковали ораторы, и из второй части, где я буду говорить о тех организационных предложениях ЦК, которых ораторы не критиковали, и с которыми, видимо, съезд солидаризируется.

Скажу сначала несколько слов о критиках до клада ЦК.

О Лутовинове. Он не доволен режимом нашей пар тип: нет свободы слова в нашей партии, нет легальности, нет демократизма. Он знает, конечно, что за последние шесть лет ЦК никогда не подготовлял съезд стол] демократически, как в данный момент. Он знает, что непосредственно после февральского пленума члены ЦК и кандидаты ЦК разъехались по всем уголкам на шей федерации и делали доклады о работе ЦК. Он Лутовинов, должен знать, что мы имеем уже четыре номера дискуссионного листка, где вкривь и вкось, именно вкривь и вкось, разбирают и толкуют о деятельности ЦК. Но этого ему, Лутовинову, мало. Он хочет “настоящего” демократизма, чтобы все, по крайней мере, важнейшие вопросы обсуждались по всем ячейкам снизу доверху, чтобы вся партия приходила по каждому вопросу в движение и принимала участие в обсуждении вопроса. Но, товарищи, теперь, когда мы стоим у власти, когда у нас не менее 400 тысяч членов партии, когда мы имеем не менее 20 тысяч ячеек, я не знаю, к чему бы привёл такой порядок. При таком порядке партия превратилась бы у нас в дискуссионный клуб вечно болтающих и ничего не решающих. А, между тем, наша партия должна быть прежде всего действующей, ибо мы стоим у власти.

Кроме того, Лутовинов забывает, что хотя мы внутри федерации и стоим у власти и пользуемся всеми льготами легальности, но с точки зрения международной мы переживаем период, аналогичный тому, который переживали в 1912 году, когда партия была полулегальна, скорее всего нелегальна, когда у партии были некоторые легальные зацепки в виде думской фракции, в виде легальных газет, в виде клубов, когда партия, вместе с тем, была окружена противниками, и когда она старалась накопить свои силы для того, чтобы двинуться вперёд и расширить легальные рамки. Подобный период мы переживаем теперь в международном масштабе. Мы окружены врагами,— это ясно всем. Волки империализма, нас окружающие, не дремлют. Нет того момента, когда бы наши враги не старались захватить какую-нибудь щёлочку, в которую можно было бы пролезть и повредить нам. Нет оснований утверждать, что не ведётся нашими врагами, нас окружающими, какая-либо подготовительная работа по части блокады или по части интервенции. Вот каково положение. Можно ли при таком положении вещей все вопросы войны и мира выносить на улицу? Ведь обсуждать вопрос на собраниях 20 тысяч ячеек — это значит выносить вопрос на улицу. Что было бы с нами, если бы мы всю нашу предварительную работу по Генуэзской конференции вынесли предварительно на улицу? Мы провалились бы с треском. Следует помнить, что в условиях, когда мы окружены врагами, внезапный удар с нашей стороны, неожиданный манёвр, быстрота решают всё. Что было бы с нами, если бы мы вместо того, чтобы в тесном кругу доверенных лиц партии обсуждали нашу политическую кампанию на Лозаннской конференции, вынесли бы на улицу всю эту работу, раскрыли бы свои карты? Враги учли бы все минусы и плюсы, сорвали бы нашу кампанию, и мы уехали бы из Лозанны с позором. Что было бы с нами, если бы мы вопросы войны и мира, самые важные вопросы из всех важных вопросов, предварительно вынесли на улицу, ибо, повторяю, вынести вопросы на обсуждение 20 тысяч ячеек — это значит вынести вопросы на улицу? Нас бы распушили в два счёта. Ясно, товарищи, что как по организационным, так и по политическим соображениям так называемый демократизм Лутовинова есть фантазия, демократическая маниловщина. Он фальшив и опасен. Нам с Лутовиновым не по дороге.

Перехожу к Осинскому. Он уцепился за мою фразу о том, что, расширяя ЦК, мы должны ввести в его состав людей независимых. Да, да, Сорин, независимых, а не самостоятельных. Осинский полагает, что я в этом пункте устроил некоторую смычку с Осинским, с демократическим централизмом. Я действительно говорил о том, что необходимо пополнить ЦК товарищами независимыми. Независимыми от чего, — я этого не сказал, заранее зная, что невыгодно исчерпать все вопросы в основной речи, надо кое-что отложить и для заключительного слова. (Смех. Аплодисменты.) Нам нужны независимые люди в ЦК, но независимые не от ленинизма,— нет, товарищи, упаси бог! Нам нужны независимые люди, свободные от личных влияний, от тех навыков и традиций борьбы внутри ЦК, которые у нас сложились и которые иногда создают внутри ЦК тревогу. Вы помните статью тов. Ленина. Там говорится о том, что мы имеем перспективу раскола. Так как по этому месту статьи тов. Ленина могло показаться организациям, что у нас уже назревает раскол, то члены ЦК единогласно решили рассеять могущие возникнуть сомнения и сказали, что никакого расколе в ЦК нет, что вполне соответствует действительности. Но ЦК также сказал, что перспектива раскола не исключена. И это совершенно правильно. В ходе работы внутри ЦК за последние 6 лет сложились (не могли не сложиться) некоторые навыки и некоторые традиции внутрицекистской борьбы, создающие иногда атмосферу не совсем хорошую. Я наблюдал эту атмосферу на одном из последних пленумов ЦК в феврале, и тут-то я заметил, что вмешательство людей с мест часто решает всё. Нам нужны независимые от этих традиций и от этих личных влияний люди для того, чтобы они, войдя в ЦК и принеся туда опыт положительной работы и связи с местами, послужили тем цементом, который бы мог скрепить ЦК, как единый и нераздельный коллектив, руководящий нашей партией. Такие независимые товарищи, свободные от старых традиций, выкованных внутри ЦК, нам нужны именно как люди, вносящие новый, освежающий элемент, скрепляющий ЦК и предупреждающий все и всякие возможности раскола внутри ЦК. В этом смысле я говорил о независимых.

Я не могу, товарищи, пройти мимо той выходки Осинского, которую он допустил в отношении Зиновьева. Он похвалил тов. Сталина, похвалил Каменева и лягнул Зиновьева, решив, что пока достаточно отстранить одного, а потом дойдёт очередь и до других. Он взял курс на разложение того ядра, которое создалось внутри ЦК за годы работы, с тем, чтобы постепенно, шаг за шагом, разложить всё. Если Осинский серьёзно думает преследовать такую цель, если он серьёзно думает предпринять такие атаки против того или иного члена ядра нашего ЦК, я должен его предупредить, что он наткнётся на стену, о которую, я боюсь, он расшибет себе голову.

Наконец, о Мдивани. Да будет мне разрешено сказать несколько слов по этому надоевшему всему съезду вопросу. Он говорил о колебаниях в ЦК: сегодня, дескать, решают объединение хозяйственных усилий трёх республик Закавказья, завтра приходит решение о том, чтобы эти республики объединились в федерацию, послезавтра третье решение о том, чтобы все советские республики объединились в Союз Республик. Это он называет колебаниями ЦК. Верно ли это? Нет, товарищи, тут нет колебаний, тут система. Республики независимые сначала сближаются на хозяйственной основе. Этот шаг был предпринят еще в 1921 году. После того, как оказывается, что опыт сближения республик даёт благие результаты, делается следующий шаг — объединение в федерацию. Особенно в таком месте, как Закавказье, где без специального органа национального мира обойтись нельзя. Вы знаете, Закавказье — это страна, где имели место татарско-армянская резня еще при царе и война при муссаватистах, дашнаках и меньшевиках. Чтобы прекратить эту грызню, нужен орган национального мира, т. е. высшая власть, которая могла бы сказать веское слово. Создание такого органа национального мира без участия представителей грузинской нации абсолютно невозможно. Так вот, спустя несколько месяцев после объединения хозяйственных усилий делается следующий шаг — федерация республик, а спустя год после этого—ещё следующий шаг, как заключительный этап по пути объединения республик,— создание Союза Республик. Где же тут колебания? Это—система нашей национальной политики. Мдивани просто не уловил сути нашей советской политики, хотя он и мнит себя старым большевиком.

Он задал ряд вопросов, намекая на то, что важнейшие вопросы, касающиеся национальной стороны дела Закавказья, особенно в Грузии, решались, будто бы, не то ЦК, не то отдельными лицами. Основной вопрос в Закавказье — это вопрос о федерации Закавказья. Позвольте мне прочесть маленький документ, говорящий об истории директивы ЦК РКП о Закавказской федерации.

28 ноября 1921 года тов. Ленин присылает мне проект своего предложения об o6pазовании федерации закавказских республик. Там сказано:

“1) признать федерацию закавказских республик принципиально абсолютно правильной и безусловно подлежащей осуществлению, но в смысле немедленного практического осуществления преждевременной, т. е. требующей нескольких недель для обсуждения, пропаганды и проведения снизу;

2) предложить центральным комитетам Грузии, Армении, Азербайджана провести это решение в жизнь”.

Я списываюсь с тов. Лениным и предлагаю не торопиться с этим, подождать, дать некоторый период времени местным работникам для проведения федерации. Я пишу ему:

“Тов. Ленин. Против вашей резолюции я не возражаю, если согласитесь принять следующую поправку: вместо слов: “требующей нескольких недель обсуждения” в пункте 1 сказать: “требующей известного периода времени для обсуждения” и т. д., согласно вашей резолюции. Дело в том, что “провести” федерацию в Грузии “снизу” в “советском порядке” в “несколько недель” нельзя, так как в Грузии Советы только начинают строиться. Они еще не достроены. Месяц назад их не было вовсе, и созвать там съезд Советов в “несколько недель” немыслимо,— ну, а Закавказская федерация без Грузии будет бумажной федерацией. Думаю, что нужно положить 2—3 месяца на то, чтобы идея федерации одержала победу в широких массах Грузии. Сталин”. Тов. Ленин отвечает: “Я принимаю эту поправку”.

Через день это предложение принимается голосами Ленина, Троцкого, Каменева, Молотова, Сталина. Зиновьев отсутствовал, его заменял Молотов. Это решение было принято Политбюро в конце 1921 года, как видите, единогласно. С этого же времени ведёт своё начало борьба группы грузинских коммунистов, во главе с Мдивани, против директивы ЦК о федерации. Вы видите, товарищи, что дело обстояло не так, как тут его изображал Мдивани. Этот документ я привожу против тех неприличных намёков, которые здесь Мдивани пустил в ход.

Второй вопрос: чем, собственно, объясняется тот факт, что группа товарищей, во главе с Мдивани, отозвана Центральным Комитетом партии, в чём тут причина? Тут две основных и, вместе с тем, формальных причины. Я обязан это сказать, так как были упрёки против ЦК и, в частности, против меня.

Первая причина — это та, что группа Мдивани не пользуется влиянием в своей грузинской коммунистической партии, что её отвергает сама грузинская компартия. Эта партия имела два съезда: в 1922 г. , в начале года, был первый съезд, и в 1923 г., в начале года, был второй съезд. На обоих съездах группа Мдивани с её идеей отрицания федерации встретила решительный отпор со стороны своей же партии. На первой съезде, кажется, из 122 голосов он собрал что-то около 18 голосов; на втором съезде из 144 голосов он собрал около 20 голосов; его упорно не выбирали в ЦК, его позицию систематически отвергали. В первый раз в начале 1922 года мы в ЦК предприняли давление на компартию Грузии и, вопреки воле компартии Грузии, заставили принять старых товарищей (безусловно, Мдивани — старый товарищ, и Махарадзе — тоже старый товарищ), думая, что обе группы, большинство и меньшинство, сработаются. В промежутке между первым и вторым съездами был, однако, ряд конференций, городских и общегрузинских, где всякий раз группа Мдивани получала тумаки от своей партии, и, наконец, на последнем съезде Мдивани еле-еле собрал 18 голосов из 140.

Закавказская федерация — это организация, затрагивающая не только Грузию, но и всё Закавказье. Обычно вслед за грузинским партийным съездом собирается съезд общезакавказский. Там такая же картина. На последнем общезакавказском съезде из 244, кажется, Мдивани еле собрал около 10 голосов. Таковы факты. Как же быть Центральному Комитету партии при таком положении, ежели партия, ежели сама грузинская организация не переваривает группу Мдивани? Я понимаю нашу политику в национальном вопросе, как политику уступок националам и национальным предрассудкам. Эта политика, несомненно, правильна. Но можно ли без конца насиловать волю партии, в рамках которой приходится работать группе Мдивани? Нельзя, по-моему. Наоборот, нужно по возможности согласовать свои действия с волей партии в Грузии. ЦК так и поступил, отозвав известных членов этой группы.

Вторая причина, продиктовавшая ЦК отзыв некоторых товарищей из этой группы, состоит в том, что они сплошь и рядом нарушали постановления ЦК РКП. Я вам уже изложил историю постановления о федерации; я говорил уже, что без этого органа национальный мир невозможен, что в Закавказье только Советская власть, создав федерацию, добилась того, что мир национальный установился. Поэтому мы считали в ЦК, что это постановление безусловно обязательно. Между тем, что же мы видим? Неподчинение группы Мдивани этому постановлению, более того: борьбу с ним. Это установлено как комиссией тов. Дзержинского, так и комиссией Каменева — Куйбышева. Даже теперь, после решения мартовского пленума о Грузии, Мдивани продолжает борьбу против федерации. Что это, как не издёвка над решениями ЦК?

Таковы обстоятельства, заставившие ЦК партии отозвать Мдивани.

Мдивани изображает дело так, что, несмотря на его отзыв, всё-таки он победил. Я не знаю, что назвать тогда поражением. Впрочем, известно, что блаженной памяти Дон-Кихот тоже считал себя победителем, когда его расшибло ветряными мельницами. Я думаю, что у некоторых товарищей, работающих на некотором куске советской территории, называемом Грузией, там, в верхнем этаже, невидимому, не всё в порядке.

Перехожу к тов. Махарадзе. Он заявил здесь, что он — старый большевик в национальном вопросе, из школы Ленина. Это неверно, товарищи. В апреле 1917 года на конференции я вместе с тов. Лениным вёл борьбу против тов. Махарадзе. Он стоял тогда против самоопределения наций, против основы нашей программы, против права народов на самостоятельное государственное существование. Он стоял на этой точке зрения и боролся против партии. Потом он изменил свой взгляд (это, конечно, делает ему честь), но всё-таки не нужно ему было бы этого забывать! Это уже не старый большевик по национальному вопросу, а более или менее молодой.

Тов. Махарадзе предъявил мне парламентский запрос о том, признаю ли я, или признаёт ли ЦК организацию грузинских коммунистов действительной организацией, которой надо доверять, и если признаёт, то соглашается ли ЦК, что эта организация имеет право ставить вопросы и предлагать свои предложения. Если всё это признаётся, то считает ли ЦК, что режим, установившийся там, в Грузии, нестерпим?

Я отвечу на этот парламентский запрос.

Конечно, ЦК доверяет компартии Грузии, — кому же ещё доверять?! Компартия Грузии представляет соки, лучшие элементы грузинского народа, без которых управлять Грузией нельзя. Но каждая организация состоит из большинства и меньшинства. У нас нет ни одной организации, где бы не было большинства и меньшинства. И практически мы видим, что ЦК компартии Грузии состоит из большинства, которое проводит линию партии, и из меньшинства, которое не всегда проводит эту линию. Речь идёт, очевидно, о доверии организации в лице её большинства.

Второй вопрос: имеют ли право национальные ЦК на инициативу, на постановку вопросов, имеют ли они право вносить предложения?

Само собой, имеют,— это ясно. Непонятно только, почему тов. Махарадзе не представил нам факты о том, что Центральному Комитету компартии Грузии не дают ставить вопросов, не дают вносить предложения и обсуждать их? Я таких фактов не знаю. Я думаю, что тов. Махарадзе представит ЦК такие материалы, если они вообще имеются у него.

Третий вопрос: можно ли допустить тот режим, который создался в Грузии?

К сожалению, вопрос не конкретизирован,— какой режим? Если речь идёт о том режиме, при котором Советская власть Грузии стала вышибать в последнее время дворян из их гнёзд, а также меньшевиков и контрреволюционеров, если речь идёт об этом режиме, то этот режим не представляет, по-моему, чего-либо плохого. Это наш советский режим. Если речь идёт о том, что Закавказский краевой комитет создал условия, невозможные для развития компартии Грузии, то я таких фактов не имею. Тот ЦК Грузии, который избран на последнем съезде компартии Грузии большинством 110 голосов против 18, этих вопросов перед нами не ставил. Он работает в полном контакте с Закавказским краевым комитетом нашей партии. Если есть маленькая группа, течение, словом, члены партии, которые недовольны партийным режимом, то необходимо соответствующие материалы представить в ЦК. Там, в Грузии, уже было две комиссии для проверки таких жалоб, одна — комиссия Дзержинского, другая — Каменева и Куйбышева. Можно третью создать, если это нужно.

Этим я кончаю первую часть моего заключительного слова по организационной практике ЦК за год.

Перехожу ко второй части, к организационным предложениям ЦК, внесённым на усмотрение съезда. Насколько я знаю, никто из ораторов не затрагивал с точки зрения критики ни одно из предложений, внесённых ЦК. Я это понимаю, как выражение полной солидарности с теми предложениями ЦК, которые мы внесли на ваше усмотрение. Тем не менее, я хотел бы помочь и внести ряд поправок. Я внесу эти поправки в ту секцию, которая, по идее ЦК, должна быть создана, в организационную секцию, в которой основная работа по партийной линии будет вестись тов. Молотовым, а по советской — тов. Дзержинским.

Первая поправка говорит о том, чтобы число кандидатов в ЦК с пяти человек было увеличено, по крайней мере, до 15.

Вторая поправка касается того, чтобы было обращено специальное внимание на укрепление и расширение органов учёта и распределения как в верхах, так и в низах, ибо эти органы приобретают теперь колоссальное и первостепенное значение, ибо это наиболее реальное средство держать в руках партии все нити хозяйства и советского аппарата.

Третья поправка будет касаться того, чтобы съезд подтвердил предложение о создании школы уездных секретарей при ЦК, с тем, чтобы в конце года губкомы имели 200—300 секретарей уездного масштаба.

И четвёртая поправка — о печати. Я ничего конкретного не имею внести по этой части, но я хотел бы обратить особое внимание съезда на то, чтобы печать была поднята на должную высоту. Она идёт вперёд, она далеко шагнула вперёд, но не в такой степени, как это нужно. Печать должна расти не по дням, а по часам,— это самое острое и самое сильное оружие нашей партии.

В заключение несколько слов о настоящем съезде. Товарищи! Я должен сказать, что давно я не видал такого спаянного, одушевлённого одной идеей съезда. Я жалею, что тут нет тов. Ленина. Если бы он был здесь, он бы мог сказать: “25 лет пестовал я партию и выпестовал её, великую и сильную”. (Продолжительные аплодисменты.)

Товарищи! Со времени Октябрьской революции мы третий раз обсуждаем национальный вопрос: первый раз — на VIII съезде, второй — на Х и третий — на XII. Не есть ли это признак того, что кое-что изменилось принципиально в наших взглядах на национальный вопрос? Нет, принципиальный взгляд на национальный вопрос остался тот же, что и до Октября и после. Но со времени Х съезда изменилась международная обстановка в смысле усиления удельного веса тех тяжёлых резервов революции, какие ныне представляют страны Востока. Это—во-первых. Во-вторых, со времени Х съезда наша партия во внутреннем положении в связи с нэпом тоже имела некоторые изменения. Все эти новые факторы необходимо учесть, подвести им итог. В этом смысле и следует говорить о новой постановке национального вопроса на XII съезде.

Международное значение национального вопроса. Вам известно, товарищи, что мы представляем, мы, как советская федерация, ныне волею исторических судеб представляем передовой отряд мировой революции. Вам известно, что мы впервые прорвали общекапиталистический фронт, оказавшись, волею судеб, впереди всех. Вам известно, что в своём движении вперёд мы дошли до Варшавы, а потом отступили, укрепившись на тех позициях, которые мы считали наиболее прочными. С этого момента мы перешли к нэпу и с этого момента мы учли замедление темпа международного революционного движения, с этого момента наша политика стала уже не наступательной, а оборонительной. Уйти вперёд после того, как мы под Варшавой потерпели неудачу (не будем скрывать правду), уйти вперёд мы не могли, ибо мы рисковали оторваться от тыла, а он у нас крестьянский, и, наконец, мы рисковали забежать слишком далеко от тех резервов революции, которые даны волею судеб, резервов западных и восточных. Вот почему мы предприняли поворот внутри — в сторону нэпа и вне — в сторону замедления движения вперёд, решив, что надо передохнуть, залечить свои раны,— раны передового отряда, пролетариата, учинить контакт с крестьянским тылом, повести дальнейшую работу среди резервов, которые отстали от нас,— резервов западных и резервов восточных, тяжёлых, составляющих основной тыл мирового капитализма. Вот об этих резервах,— резервах тяжёлых, составляющих, вместе с тем, тыл мирового империализма,— идёт речь при обсуждении национального вопроса.

Одно из двух: либо мы глубокий тыл империализма — восточные колониальные и полуколониальные страны — расшевелим, революционизируем и тем ускорим падение империализма, либо мы промажем здесь, и тем укрепим империализм, и тем ослабим силу нашего движения. Так стоит вопрос.

Дело в том, что на наш Союз Республик весь Восток смотрит как на опытное поле. Либо мы в рамках этого Союза правильно разрешим национальный вопрос в его практическом применении, либо мы здесь, в рамках этого Союза, установим действительно братские отношения между народами, действительное сотрудничество,—и тогда весь Восток увидит, что в лице нашей федерации он имеет знамя освобождения, имеет передовой отряд, по стопам которого он должен итти, и это будет началом краха мирового империализма, Либо мы здесь допустим ошибку, подорвём доверие ранее угнетённых народов к пролетариату России, отнимем у Союза Республик ту притягательную силу в глазах Востока, которую он имеет,— и тогда выиграет империализм, проиграем мы.

В этом международное значение национального вопроса.

Национальный вопрос имеет для нас значение и с точки зрения внутреннего положения, не только потому, что в численном отношении бывшая державная нация представляет около 75 миллионов, а остальные нации — 65 (это всё-таки немало), и не только потому, что ранее угнетённые национальности занимают наиболее нужные для хозяйственного развития районы и наиболее важные с точки зрения военной стратегии пункты, но прежде всего потому, что за эти два года мы ввели так называемый нэп, а в связи с этим национализм великорусский стал нарастать, усиливаться, родилась идея сменовеховства, бродят желания устроить в мирном порядке то, чего не удалось устроить Деникину, т. е. создать так называемую “единую и неделимую”.

Таким образом, в связи с нэпом во внутренней нашей жизни нарождается новая сила — великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения, бродящий по всем углам нашей федерации и ведущий к тому, что если мы этой новой силе не дадим решительного отпора, если мы её не подсечём в корне,— а нэповские условия её взращивают,—мы рискуем оказаться перед картиной разрыва между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянами ранее угнетённых наций, что будет означать подрыв диктатуры пролетариата.

Но нэп взращивает не только шовинизм великорусский, — он взращивает и шовинизм местный, особенно в тех республиках, которые имеют несколько национальностей. Я имею в виду Грузию, Азербайджан, Бухару, отчасти Туркестан, где мы имеем несколько национальностей, передовые элементы которых, может быть, скоро начнут конкурировать между собой за первенство. Этот местный шовинизм, конечно, не представляет по своей силе той опасности, которую представляет шовинизм великорусский. Но он всё-таки представляет опасность, грозя нам превратить некоторые республики в арену национальной склоки, подорвать там узы интернационализма.

Таковы основания международного и внутреннего характера, говорящие о важном, первостепенном значении национального вопроса вообще, в данный момент в особенности.

В чём состоит классовая сущность национального вопроса? Классовая сущность национального вопроса в условиях современного советского развития состоит в установлении правильных взаимоотношений между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянством бывших угнетённых национальностей. Вопрос смычки здесь обсуждён более чем достаточно, но при обсуждении вопроса смычки по докладу Каменева, Калинина, Сокольникова, Рыкова, Троцкого имелось в виду, главным образом, отношение пролетариата русского к русскому крестьянству. Здесь, в национальной области, мы имеем более сложную механику. Здесь мы имеем дело с вопросом об установлении правильных взаимоотношений между пролетариатом бывшей державной нации, представляющим наиболее культурный слой пролетариата всей нашей федерации, и крестьянством, по преимуществу крестьянством ранее угнетённых национальностей. В этом — классовая сущность национального вопроса. Если пролетариату удастся установить с инонациональным крестьянством отношения, могущие подорвать все пережитки недоверия ко всему русскому, которое десятилетиями воспитывалось и внедрялось политикой царизма, если русскому пролетариату удастся, более того, добиться полного взаимного понимания и доверия, установить действительный союз не только между пролетариатом и русским крестьянством, но и между пролетариатом и крестьянством ранее угнетённых национальностей, то задача будет разрешена. Для этого необходимо, чтобы власть пролетариата была столь же родной для инонационального крестьянства, как и для русского. Для того, чтобы Советская власть стала и для инонационального крестьянства родной,—необходимо, чтобы она была понятна для него, чтобы она функционировала на родном языке, чтобы школы и органы власти строились из людей местных, знающих язык, нравы, обычаи, быт нерусских национальностей. Только тогда и только постольку Советская власть, до последнего времени являвшаяся властью русской, станет властью не только русской, но и междунациональной, родной для крестьян ранее угнетённых национальностей, когда учреждения и органы власти в республиках этих стран заговорят и заработают на родном языке.

В этом одна из основ национального вопроса вообще, в советской обстановке в особенности.

В чём состоит характерная черта разрешения национального вопроса в данный момент, в 1923 году? Какую форму вопросы, требующие разрешения по национальной линии, приняли в 1923 году? Форму установления сотрудничества между народами нашей федерации по линии хозяйственной, по линии военной, по линии политической. Я имею в виду междунациональные отношения. Национальный вопрос, имеющий в своей основе задачи установления правильных отношений между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянством инонациональным, в данный момент принимает особую форму установления сотрудничества и братского сожительства тех народов, которые раньше были разобщены и которые теперь объединяются в рамках единого государства.

Вот суть национального вопроса в той форме, которую он в 1923 году принял.

Конкретную форму этого государственного объединения представляет тот Союз Республик, о котором мы говорили еще в конце прошлого года на съезде Советов и который мы установили тогда.

Основа этого Союза — добровольность и правовое равенство членов Союза. Добровольность и равенство — потому, что исходным пунктом нашей национальной программы является пункт о праве наций на самостоятельное государственное существование,— то, что раньше называлось правом на самоопределение. Исходя из этого, мы должны определённо сказать, что никакой союз народов, никакое объединение народов в единое государство не может быть прочным, если оно не имеет в своей основе полной добровольности, если сами народы не хотят объединяться. Вторая основа — правовое равенство народов, входящих в состав Союза. И это понятно. Я не говорю о фактическом равенстве, об этом я в дальнейшем скажу, ибо установление фактического равенства между нациями, ушедшими вперёд, и нациями отсталыми дело очень сложное, очень тяжёлое, требующее ряда лет. Я говорю тут о равенстве правовом. Равенство тут выражается в том, что все республики, в данном случае четыре республики: Закавказье, Белоруссия, Украина и РСФСР, входящие в состав Союза, в одинаковой степени пользуются благами Союза и одновременно в одинаковой степени отказываются от некоторых своих прав независимости в пользу Союза. Если не будет наркоминдела у РСФСР, у Украины, у Белоруссии, у Закавказской республики, то ясно, что при упразднении этих наркоминделов и при создании общего наркоминдела в Союзе Республик произойдёт некоторое ограничение той независимости, которая была у этих республик и которая ограничена равномерно для всех республик, входящих в Союз. Ясно, что если раньше у этих республик существовали свои внешторги, а теперь эти внешторги упраздняются как в РСФСР, так и в прочих республиках, для того, чтобы создать общий внешторг при Союзе Республик, то и тут происходит некоторое ограничение независимости, которая имела раньше место в полном виде и которая теперь сократилась в пользу общего Союза, и т. д. и т. д. Некоторые задают чисто схоластический вопрос: а что же, после объединения остаются ли республики независимыми? Это — вопрос схоластический. Их независимость ограничивается, ибо всякое объединение есть некое ограничение ранее -имевшихся прав у тех, которые объединились. Но основные элементы независимости остаются, безусловно, за каждой республикой, хотя бы потому, что каждая республика имеет право одностороннего выхода из состава Союза.

Итак, конкретная форма национального вопроса в нашей обстановке в данный момент свелась к вопросу об установлении сотрудничества народов: хозяйственного, внешнеполитического и военного. Мы должны объединить эти республики по этим линиям в единый союз, называемый СССР. К этому свелись конкретные формы национального вопроса в данный момент.

Но легко сказка сказывается, да не скоро дело делается. Дело в том, что в нашей обстановке мы имеем целый ряд факторов не только содействующих объединению народов в одно государство, но и тормозящих это объединение.

Содействующие факторы вам известны: прежде всего хозяйственное сближение народов, установленное еще до Советской власти и закреплённое Советской властью, некоторое разделение труда между народами, установленное до нас и закреплённое нами, Советской властью, — оно является основным фактором, содействующим объединению республик в Союз. Вторым фактором, содействующим объединению, следует считать природу Советской власти. Это понятно. Советская власть есть власть рабочих, диктатура пролетариата, которая по своей природе располагает к тому, чтобы трудящиеся элементы республик и народов, входящих в Союз, настраивались на дружественный лад друг к другу. Это понятно. И третий фактор, содействующий объединению, —это империалистическое окружение, составляющее среду, в условиях которой приходится действовать Союзу Республик.

Но есть и факторы, препятствующие этому объединению, тормозящие это объединение. Основная сила, тормозящая дело объединения республик в единый союз,— это та сила, которая нарастает у нас, как я уже говорил, в условиях нэпа: это великорусский шовинизм. Вовсе не случайность, товарищи, что сменовеховцы приобрели массу сторонников среди советских чиновников. Это вовсе не случайность. Не случайность и то, что господа сменовеховцы похваливают коммунистов-большевиков, как бы говоря: вы о большевизме сколько угодно говорите, о ваших интернационалистских тенденциях сколько угодно болтайте, а мы-то внаем, что то, что не удалось устроить Деникину, вы это устроите, что идею великой России вы, большевики, восстановили или вы её, во всяком случае, восстановите. Всё это не случайность. Не случайность и то, что даже в некоторые наши партийные учреждения проникла эта идея. Я был свидетелем того, как на февральском пленуме, где впервые ставился вопрос о второй палате, в составе ЦК раздавались речи, не соответствующие коммунизму,— речи, не имеющие ничего общего с интернационализмом. Всё это знамение времени, поветрие. Основная опасность, отсюда проистекающая, состоит в том, что в связи с нэпом у нас растёт не по дням, а по часам великодержавный шовинизм, старающийся стереть всё нерусское, собрать все нити управления вокруг русского начала и придавить нерусское. Основная опасность состоит в том, что при такой политике мы рискуем потерять то доверие к русским пролетариям со стороны бывших угнетённых народов, которое приобрели они в Октябрьские дни, когда русские пролетарии скинули помещиков, русских капиталистов, когда они разбили национальный гнёт внутри России, вывели войска из Персии, из Монголии, провозгласили независимость Финляндии, Армении и, вообще, поставили национальный вопрос на совершенно новые основы. То доверие, которое мы тогда приобрели, мы можем растерять до последних остатков, если мы все не вооружимся против этого нового, повторяю, великорусского шовинизма, который наступает и ползёт, капля за каплей впитываясь в уши и в глаза, шаг за шагом разлагая наших работников. Вот эту опасность, товарищи, мы должны во что бы то ни стало свалить на обе лопатки. Иначе нам грозит перспектива потери доверия рабочих и крестьян ранее угнетённых народов, нам грозит перспектива разрыва связи между этими народами и русским пролетариатом, и этим самым нам грозит опасность допустить трещину в системе нашей диктатуры.

Не забывайте, товарищи, что если мы с развёрнутыми знаменами шли против Керенского и свалили Временное правительство, то, между прочим, потому, что там за спиной мы имели доверие тех угнетённых народов, которые ждали от русских пролетариев освобождения. Не забывайте о таких резервах, как угнетённые народы, которые молчат, но своим молчанием давят и решают многое. Часто это не чувствуется, но они, эти народы, живут, они есть, и о них нельзя забывать. Не забывайте, что если бы мы в тылу у Колчака, Деникина, Врангеля и Юденича не имели так называемых “инородцев”, не имели ранее угнетённых народов, которые подрывали тыл этих генералов своим молчаливым сочувствием русским пролетариям, — товарищи, это особый фактор в нашем развитии: молчаливое сочувствие, его никто не видит и не слышит, но оно решает всё,— если бы не это сочувствие, мы бы не сковырнули ни одного из этих генералов. В то время, когда мы шли на них, в тылу у них начался развал. Почему? Потому, что эти генералы опирались на колонизаторский элемент из казаков, они рисовали перед угнетёнными народами перспективу их дальнейшего угнетения, и угнетённые народы вынуждены были итти к нам в объятия, между тем как мы развёртывали знамя освобождения этих угнетённых народов. Вот что решило судьбу этих генералов, вот сумма факторов, которые заслонены успехами наших войск, но которые в последнем счёте решили всё. Этого забывать нельзя. Вот почему мы обязаны круто повернуть в смысле борьбы с новыми шовинистическими настроениями и пригвоздить к позорному столбу тех чиновников наших учреждений и тех партийных товарищей, которые забывают о нашем завоевании в Октябре, именно о доверии ранее угнетённых народов, которым мы должны дорожить.

Нужно понять, что если такая сила, как великорусский шовинизм, расцветёт пышным цветом и пойдёт гулять,— никакого доверия со стороны угнетённых ранее народов не будет, никакого сотрудничества в едином союзе мы не построим и никакого Союза Республик у нас не будет.

Таков первый и самый опасный фактор, тормозящий дело объединения народов и республик в единый союз.

Второй фактор, товарищи, тоже препятствующий объединению ранее угнетённых народов вокруг русского пролетариата,— это то фактическое неравенство наций, которое мы унаследовали от периода царизма.

Равенство правовое мы провозгласили и проводим его, но от правового равенства, имеющего само собой величайшее значение в истории развития советских республик, всё-таки далеко до равенства фактического. Все отсталые национальности и все народы формально имеют столько же прав, сколько и все другие, ушедшие вперёд, нации в составе нашей федерации. Но беда в том, что некоторые национальности не имеют своих пролетариев, промышленного развития не прошли, даже не начинали, в культурном отношении страшно отстали и совершенно не в силах использовать те права, которые им предоставлены революцией. Это, товарищи, более важный вопрос, чем вопрос о школах. Тут некоторые из наших товарищей думают, что, выпятив на первый план вопрос о школах и языке, этим самым можно разрубить узел. Неверно, товарищи, на школах тут далеко не уедешь, они, эти самые школы, развиваются, язык тоже развивается, но фактическое неравенство остаётся основой всех недовольств и всех трений. Тут школами и языком не отговоришься, тут нужна действительная, систематическая, искренняя, настоящая пролетарская помощь с нашей стороны трудящимся массам отсталых в культурном и хозяйственном отношении национальностей. Необходимо, чтобы, кроме школ и языка, российский пролетариат принял все меры к тому, чтобы на окраинах, в отставших в культурном отношении республиках,— а отстали они не по своей вине, а потому, что их рассматривали раньше как источники сырья,— необходимо добиться того, чтобы в этих республиках были устроены очаги промышленности. Некоторые попытки в этом направлении сделаны. Грузия взяла одну фабрику из Москвы, и она, должно быть, в скором времени заработает. Бухара взяла одну фабрику, а могла взять четыре фабрики. Туркестан берёт одну большую фабрику, и, таким образом, есть все данные, что эти республики, в хозяйственном отношении отставшие и не имеющие пролетариата, должны с помощью русского пролетариата основать у себя очаги промышленности, хотя бы маленькие, с тем, чтобы в этих очагах были группы пролетариев местных, могущих послужить передаточным мостиком от русских пролетариев и крестьян к трудящимся массам этих республик. Вот в этой области нам придётся серьёзно поработать, и тут одними школами не отговориться.

Но есть еще третий фактор, тормозящий объединение республик в один союз,— это национализм в отдельных республиках. Нэп действует не только на русское население, но и на нерусское. Нэп развивает частную торговлю и промышленность не только в центре России, но и в отдельных республиках. Вот этот-то самый нэп и связанный с ним частный капитал питают, взращивают национализм грузинский, азербайджанский, узбекский и пр. Конечно, если бы не было великорусского шовинизма, который является наступательным, потому что он силен, потому что он и раньше был силен, и навыки угнетать и принижать у него остались,— если бы великорусского шовинизма не было то, может быть, и шовинизм местный, как ответ на шовинизм великорусский, существовал бы, так сказать, в минимальном, в миниатюрном виде, потому что в последнем счёте антирусский национализм есть оборонительная форма, некоторая уродливая форма обороны против национализма великорусского, против шовинизма великорусского. Если бы этот национализм был только оборонительный, можно было бы еще не поднимать из-за него шума. Можно было бы сосредоточить всю силу своих действий и всю силу своей борьбы на шовинизме великорусском, надеясь, что коль скоро этот сильный враг будет повален, то вместе с тем будет повален и национализм антирусский, ибо он, этот национализм, повторяю, в конечном счёте является реакцией на национализм великорусский, ответом на него, известной обороной. Да, это было бы так, если бы на местах национализм антирусский дальше реакции на национализм великорусский не уходил. Но беда в том, что в некоторых республиках этот оборонительный национализм превращается в наступательный.

Возьмём Грузию. Там имеется более 30% негрузинского населения. Среди них: армяне, абхазцы, аджарцы, осетины, татары. Во главе стоят грузины. Среди части грузинских коммунистов родилась и развивается идея — не очень считаться с этими мелкими национальностями: они менее культурны, менее, мол, развиты, а посему можно и не считаться с ними. Это есть шовинизм,— шовинизм вредный и опасный, ибо он может превратить маленькую Грузинскую республику в арену склоки. Впрочем он уже превратил её в арену склоки.

Азербайджан. Основная национальность — азербайджанская, но там есть и армяне. Среди одной части азербайджанцев тоже имеется такая тенденция, иногда очень неприкрытая, насчёт того, что мы, дескать, азербайджанцы,— коренные, а они, армяне,— пришельцы, нельзя ли их по этому случаю немного отодвинуть назад, не считаться с их интересами. Это — тоже шовинизм. Это подрывает то равенство национальностей, на основе которого строится Советская власть.

Бухара. Там, в Бухаре, имеются три национальности: узбеки — основная национальность, туркмены, “менее важная” с точки зрения бухарского шовинизма национальность, и киргизы. Там их мало и, оказывается, они “менее важны”.

В Хорезме — то же самое: туркмены и узбеки. Узбеки — основная национальность, а туркмены — “менее важная”.

Всё это ведёт к конфликтам, к ослаблению Советской власти. Эта тенденция к местному шовинизму также должна быть в корне пресечена. Конечно, в сравнении с великорусским шовинизмом, составляющим в общей системе национального вопроса три четверти целого, шовинизм местный не так важен, но для местной работы, для местных людей, для мирного развития самих национальных республик этот шовинизм имеет первостепенное значение.

Шовинизм этот иногда начинает претерпевать очень интересную эволюцию. Я имею в виду Закавказье. Вы знаете, что Закавказье состоит из трёх республик, имеющих в своём составе десять национальностей. Закавказье с ранних времён представляло арену резни и склоки, а потом, при меньшевизме и дашнаках,— арену войн. Вы знаете грузино-армянскую войну. Резня в начале и в конце 1905 года в Азербайджане вам тоже известна. Я могу назвать целый ряд районов, где большинство армян всю остальную часть населения, состоящую из татар, вырезали,— например, Зангезур. Могу указать на другую провинцию — Нахичевань. Там татары преобладали, и они вырезали всех армян. Это было как раз перед освобождением Армении и Грузии от ига империализма. (Голос с места: “По-своему разрешили национальный вопрос”.) Это тоже, конечно, известная форма разрешения национального вопроса. Но это — не советская форма разрешения. В этой обстановке взаимной национальной вражды русские рабочие, конечно, не при чём, ибо борются татары и армяне, без русских. Вот почему необходим в Закавказье специальный орган, который мог бы регулировать взаимоотношения между национальностями.

Можно сказать смело, что взаимоотношения между пролетариатом бывшей державной нации и трудящимися всех остальных национальностей представляют три четверти всего национального вопроса. Но одну четверть этого вопроса надо оставить на долю взаимных отношений между самими ранее угнетёнными национальностями.

И вот в этой обстановке взаимного недоверия, если бы Советская власть не сумела в Закавказье поставить орган национального мира, могущий урегулировать трения и конфликты, мы вернулись бы к эпохе царизма или эпохе дашнаков, муссаватистов, меньшевиков, когда люди жгли и резали друг друга. Вот почему ЦК трижды подтверждал необходимость сохранения Закавказской федерации, как органа национального мира.

У нас была и остаётся одна группа грузин-коммунистов, которая не возражает против того, чтобы Грузия объединилась с Союзом Республик, но возражает против того, чтобы это объединение прошло через Закавказскую федерацию. Им, видите ли, хочется поближе к Союзу, дескать, не нужно этого средостения между нами, грузинами, и Союзом Республик в виде Закавказской федерации, но нужно, дескать, федерации. Это, будто бы, звучит очень революционно.

Но тут есть другой умысел. Во-первых, эти заявления говорят о том, что в области национального вопроса в Грузии отношение к русским имеет второстепенное значение, ибо эти товарищи-уклонисты (их так называют) ничего не имеют против того, чтобы Грузия прямо объединилась с Союзом, т. е. не боятся великорусского шовинизма, считая, что он так или иначе подрублен, либо не имеет решающего значения. Они, очевидно, больше боятся федерации Закавказья. Почему? Почему три главных народа, живущие в Закавказье, дравшиеся между собой столько времени, резавшие друг друга, воевавшие друг с другом,— почему эти народы теперь, когда, наконец, Советская власть установила узы братского союза между ними в виде федерации, когда эта федерация дала положительные плоды, почему теперь эти узы федерации должны рвать? В чём дело, товарищи?

Дело в том, что узы федерации Закавказья лишают Грузию той доли привилегированного положения, которое она могла бы занять по своему географическому положению. Судите сами. Грузия имеет свой порт — Батум, откуда притекают товары с Запада, Грузия имеет такой железнодорожный узел, как Тифлис, которого не минуют армяне, не минует Азербайджан, получающий свои товары из Батума. Если бы Грузия была отдельной республикой, если бы она не входила в Закавказскую федерацию, она могла бы некоторый маленький ультиматум поставить и Армении, которая без Тифлиса не может обойтись, и Азербайджану, который без Батума не может обойтись. Тут были бы некоторые выгоды для Грузии. Это не случайность, что всем известный дикий декрет о пограничных кордонах был выработан именно в Грузии. Теперь эту вину взваливают на Серебрякова. Допустим. Но ведь родился-то он, этот декрет, в Грузии, а не в Азербайджане или в Армении.

Затем, тут есть ещё и другая причина. Тифлис — столица Грузии, но в нём грузин не более 30%, армян не менее 35%, затем идут все остальные национальности. Вот вам и столица Грузии. Ежели бы Грузия представляла из себя отдельную республику, то тут можно было бы сделать некоторое перемещение населения,— например, армянского из Тифлиса. Был же в Грузии принят известный декрет о “регулировании” населения в Тифлисе, о котором тов. Махарадзе заявил, что он не был направлен против армян. Имелось в виду некоторое перемещение населения произвести так, чтобы армян из года в год оказывалось меньше в Тифлисе, чем грузин, и, таким образом, превратить Тифлис в настоящую грузинскую столицу. Я допускаю, что декрет о выселении они сняли. Но у них в руках имеется масса возможностей, масса таких гибких форм,— например, “разгрузка”,— при помощи которых можно было бы, . соблюдая видимость интернационализма, устроить дело так, что армян в Тифлисе оказалось бы меньше.

Вот эти выгоды в географическом отношении, которые грузинские уклонисты терять не хотят, и невыгодное положение грузин в самом Тифлисе, где грузив меньше, чем армян, и заставляют наших уклонистов бороться против федерации. Меньшевики просто выселяли из Тифлиса армян и татар. Теперь же, при Советской власти, выселять нельзя, и поэтому надо выделиться из федерации, и тогда будут юридические возможности, чтобы самостоятельно произвести некоторые такие операции, которые приведут к тому, что выгодное положение грузин будет использовано полностью против Азербайджана и Армении. И в результате всего этого создалось бы привилегированное положение грузин внутри Закавказья. В этом вся опасность.

Можем ли мы, игнорируя интересы национального мира в Закавказье, можем ли мы создать такие условия, при которых грузины находились бы в привилегированном положении в отношении Армянской и Азербайджанской республик? Нет. Мы этого допустить не можем.

Есть старая специальная система управления нациями, когда буржуазная власть приближает к себе некоторые национальности, даёт им привилегии, а остальные нации принижает, не желая возиться с ними, Таким образом, приближая одну национальность, она давит через неё на остальные. Так управляли, например, в Австрии. Всем памятно заявление австрийского министра Бейста, когда он позвал венгерского министра и сказал: “ты управляй своими ордами, а я со своими справлюсь”. То есть, ты, мол, жми и дави свои национальности в Венгрии, а я буду давить свои в Австрии. Ты и я — привилегированные нации, а остальных дави.

То же самое было с поляками внутри самой Австрии. Австрийцы приблизили к себе поляков, давали им привилегии, чтобы поляки помогли укрепить австрийцам свои позиции в Польше, и за это давали полякам возможность душить Галицию.

Это особая, чисто австрийская система — выделить некоторые национальности и давать им привилегии, чтобы затем справиться с остальными. С точки зрения бюрократии — это “экономный” образ управления, потому что приходится возиться с одной национальностью, но с точки зрения политической — это верная смерть государства, ибо нарушать принципы равенства национальностей и допускать какие-нибудь привилегии одной национальности — это значит обречь свою национальную политику на смерть.

Точно так же управляет теперь Англия Индией. Чтобы с точки зрения бюрократии полегче справиться с национальностями и племенами Индии, Англия поделила Индию на Британскую Индию (240 000 000 населения) и Туземную Индию (72 000 000). На каком основании? А на том, что Англия хотела одну группу наций выделить и дать ей привилегии, чтобы тем удобнее управлять остальными национальностями. В самой Индии имеется несколько сот национальностей, и Англия решила: чем мне возиться с этими национальностями, лучше выделить несколько наций, дать им некоторые привилегии и через них управлять другими, ибо, во-первых, недовольство остальных наций будет направляться в таком случае против этих привилегированных наций, а не против Англии, а, во-вторых, дешевле обойдётся “возня” с двумя—тремя нациями.

Это тоже система управления, английская. К чему она ведёт? К “удешевлению” аппарата,— это верно. Но, товарищи, если отвлечься от бюрократических удобств, то тут заложена верная смерть английскому господству в Индии, тут, в этой системе, неминуемая смерть, как дважды два—четыре, смерть английского управления и английского владычества.

На этот опасный путь нас толкают наши товарищи, грузины-уклонисты, поскольку они борются против федерации, нарушая все законы партии, поскольку они хотят выделиться из федерации, чтобы сохранить выгодное положение. Они толкают нас на путь предоставления им некоторых привилегий за счёт Армянской и Азербайджанской республик. На этот путь мы не можем встать, ибо это верная смерть всей нашей политике и Советской власти на Кавказе.

Не случайность, что эту опасность учуяли наши товарищи в Грузии. Этот грузинский шовинизм, перешедший в наступление, направленное против армян и азербайджанцев, взбудоражил компартию Грузии. Вполне понятно, что компартия Грузии, имевшая со времени её легального существования два съезда, каждый раз единодушно отвергала позицию товарищей-уклонистов, ибо без Закавказской федерации в нынешних условиях мира на Кавказе сохранить нельзя, равенства установить нельзя. Нельзя допустить, чтобы одна нация была привилегированнее, чем другая. Это почуяли наши товарищи. Вот почему за два года борьбы группа Мдивани представляет собой маленькую кучку, то и дело вышибаемую партией в самой Грузии.

Не случайно также, что тов. Ленин так торопился и так напирал на то, чтобы федерация была введена немедленно. Не случайно и то, что трижды наш ЦК подтверждал необходимость федерации в Закавказье, имеющей свой ЦИК и свою исполнительную власть, решения которой обязательны для республик. Не случайно то, что обе комиссии — и тов. Дзержинского, и Каменева с Куйбышевым,— приехав в Москву, сказали, что без федерации обойтись нельзя.

Не случайно, наконец, и то, что меньшевики из “Социалистического Вестника” хвалят наших товарищей-уклонистов за борьбу с федерацией, носят их на руках: рыбак рыбака видит издалека.

Перехожу к разбору тех средств, тех путей, при помощи которых нам необходимо преодолеть эти три основных фактора, тормозящих объединение: великорусский шовинизм, фактическое неравенство наций и национализм местный, особенно, когда он переходит в шовинизм. Из средств, могущих помочь нам безболезненно изжить всё это старое наследие, тормозящее сближение народов, я отмечу три.

Первое средство: принять все меры к тому, чтобы Советская власть в республиках стала понятной и родной, чтобы Советская власть была у нас не только русской, но и междунациональной. Для этого необходимо, чтобы не только школы, но и все учреждения, все органы, как партийные, так и советские, шаг за шагом национализировались, чтобы они действовали на языке понятном для масс, чтобы они функционировали в условиях, соответствующих быту данного народа. Только при этом условии мы получим возможность Советскую власть из русской сделать междунациональной, близкой, понятной и родной для трудящихся масс всех республик и особенно для тех, которые отстали в хозяйственном и культурном отношениях.

Второе средство, могущее облегчить нам дело безболезненного изживания наследия, полученного от царизма и от буржуазии,— это такая конструкция комиссариатов в Союзе Республик, которая бы дала возможность по крайней мере основным национальностям иметь своих людей в составе коллегий и которая создала бы такую обстановку, когда нужды и потребности отдельных республик безусловно удовлетворялись бы.

Третье средство: необходимо, чтобы в составе наших высших центральных органов был такой орган, который служил бы отражением нужд и потребностей всех без исключения республик и национальностей.

На это последнее я хочу специально обратить ваше внимание.

Если бы мы могли в составе Союзного ЦИК учредить две равноправные палаты, из которых первая выбиралась бы на союзном съезде Советов, независимо от национальностей, а вторая палата выбиралась бы республиками и национальными областями (республики поровну и национальные области тоже поровну) и утверждалась бы тем же съездом Советов Союза Республик, я думаю, что мы тогда имели бы в составе наших верховных учреждений отражение не только классовых интересов всех без исключения трудящихся, но и запросов чисто национальных. Мы имели бы орган, который отражал особые интересы национальностей, народов и племён, обитающих на территории Союза Республик. Нельзя, товарищи, при наших условиях, когда Союз объединяет в общем не менее 140 миллионов людей, из которых миллионов 65 нерусских,'— нельзя в таком государстве управлять, не имея перед собой здесь, в Москве, в высшем органе, посланников этих национальностей, которые отражали бы не только общие для всего пролетариата интересы, но и особые, специальные, специфические, национальные интересы. Без этого, товарищи, управлять нельзя. Не имея этого барометра в руках и людей, которые способны формулировать эти специальные нужды отдельных национальностей, управлять нельзя.

Есть два способа управления страной: один способ, когда аппарат “упрощён” и во главе его сидит, скажем, группа или один человек, у которого есть руки и глаза на местах в виде губернаторов. Это очень простая форма управления, причём глава, управляя страной, получает те сведения, которые могут быть получены от губернаторов, и глава утешает себя надеждой, что он честно и правильно управляет. Потом возникают трения, трения переходят в конфликты, конфликты — в восстания. Потом восстания подавляются. Такая система управления — не наша система, к тому же она слишком дорога, хотя и проста. Но есть и другая система управления, советская система. Мы в Советской стране осуществляем другую систему управления, ту систему управления, которая даёт возможность предугадывать все изменения до точности, все обстоятельства и среди крестьян, и среди националов, и среди так называемых “инородцев”, и среди русских, чтобы в системе высших органов был ряд барометров, угадывающих всякое изменение, учитывающих и предупреждающих и басмаческое движение, и бандитское, и Кронштадт, и всякую возможную бурю и невзгоды. Это есть советская система управления. Она потому называется Советской властью, народной властью, что, опираясь на самые низы, она раньше всех улавливает всякое изменение, принимает соответствующие меры и исправляет линию во-время, если она искривилась,— сама себя критикует и исправляет линию. Эта система управления есть советская система, и она требует, чтобы в системе высших органов у нас были органы, отражающие национальные нужды и потребности без остатка.

Есть возражение, что эта система усложнит управление, что это нагромоздит новые органы. Это верно. До сих пор был у нас ЦИК РСФСР, потом созвали ЦИК Союза, теперь ЦИК Союза придётся разделить на две части. Ничего не поделаешь. Я уже сказал, что самая простая система управления — посадить одного человека и дать ему губернаторов. Но после Октября такими экспериментами заниматься уже нельзя. Система усложнилась, но она облегчает управление и делает всё управление глубоко советским. Вот почему я думаю, что съезд должен принять учреждение специального органа - второй палаты в составе ЦИК Союза, как органа абсолютно необходимого.

Я не скажу, что это совершенная форма налаживания сотрудничества между народами Союза, не скажу, что это последнее слово науки. Национальный вопрос мы будем ставить еще не раз, ибо условия национальные и международные меняются и еще могут измениться. Я не зарекаюсь от того, что быть может, нам придется некоторые комиссариаты, которые мы сливаем в составе Союза Республик, потом разъединить, если опыт покажет, что некоторые комиссариаты, слившись, дали минус. Но одно ясно,— что в данных условиях и в данной обстановке лучшего метода и другого более подходящего органа в нашем распоряжении нет. Лучшего средства и другого пути для создания органа, могущего отражать все колебания и все изменения внутри отдельных республик, чем учреждение второй палаты, у нас пока что не имеется.

Само собой понятно, что во второй палате должны быть представлены не только эти четыре республики, которые объединились, но все народы, ибо речь идёт не только о республиках, формально объединившихся (их четыре), но и о всех народах и народностях Союза Республик. Поэтому нам необходимо иметь такую форму, которая давала бы отражение запросов всех без исключения народностей и республик.

Я резюмирую, товарищи.

Стало быть, важность национального вопроса определяется новой ситуацией в международном положении, тем, что мы должны здесь, в России, в нашей федерации, национальный вопрос разрешить правильно, образцово, чтобы дать пример Востоку, представляющему тяжёлые резервы революции, и тем усилить их доверие, тягу к нашей федерации.

С точки зрения внутреннего положения условия нэпа, усиливающийся великорусский шовинизм и шовинизм местный также обязывают нас подчеркнуть особую важность национального вопроса.

Я говорил дальше, что сущность национального вопроса состоит в установлении правильных отношений между пролетариатом бывшей державной нации и крестьянством бывших недержавных наций, что с этой точки зрения конкретная форма национального вопроса в данный момент выражается в том, чтобы изыскать пути, изыскать средства для налаживания сотрудничества народов в Союзе Республик, в едином государстве.

Я говорил дальше о факторах, содействующих такому сближению народов. Я говорил о факторах, тормозящих такое объединение. Я останавливался специально на великорусском шовинизме, как силе укрепляющейся. Эта сила есть основная опасность, могущая подорвать доверие ранее угнетённых народов к русскому пролетариату. Это — наш опаснейший враг, которого мы должны свалить, ибо если мы его свалим, то на 9/10 свалим и тот национализм, который сохранился и который развивается в отдельных республиках.

Далее. Мы стоим перед опасностью, что некоторые группы товарищей нас могут толкнуть на путь предоставления привилегий одним национальностям в ущерб другим. Я заявил, что мы на этот путь становиться не можем, ибо он может подорвать национальный мир и убить доверие инонациональных масс к Советской власти.

Я говорил дальше, что основным средством, могущим дать нам возможность наиболее безболезненным путём изжить эти факторы, мешающие объединению, является создание второй палаты в составе ЦИК, о которой я более открыто говорил на февральском пленуме ЦК и о которой в тезисах говорится в более прикрытой форме, чтобы дать возможность товарищам самим, может быть, наметить другую, более гибкую форму, другой, более подходящий орган, могущий отражать интересы национальностей.

Таковы выводы.

Я думаю, что только стоя на этом пути, мы добьёмся правильного разрешения национального вопроса, мы добьёмся того, что широко развернём знамя пролетарской революции и соберём вокруг него сочувствие и доверие стран Востока, представляющих тяжёлые резервы революции и могущих сыграть решающую роль в будущих схватках пролетариата с империализмом. (Аплодисменты.)

Товарищи! Раньше чем перейти к сообщению о работах секции по национальному вопросу, разрешите мне сделать возражения ораторам, высказывавшимся по моему докладу, по двум основным пунктам. Это отнимет всего около 20 минут, не больше.

Первый вопрос — это вопрос о том, что одна группа товарищей, во главе с Бухариным и Раковским, слишком раздула значение национального вопроса, преувеличила его и из-за национального вопроса проглядела вопрос социальный,— вопрос о власти рабочего класса.

Для нас, как для коммунистов, ясно, что основой всей нашей работы является работа по укреплению власти рабочих, и после этого только встаёт перед нами другой вопрос, вопрос очень важный, но подчинённый первому,— вопрос национальный. Говорят нам, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно, я согласен с этим,— не надо их обижать. Но создавать из этого новую теорию о том, что надо поставить великорусский пролетариат в положение неравноправного в отношении бывших угнетённых наций,— это значит сказать несообразность. То, что у тов. Ленина является оборотом речи в его известной статье, Бухарин превратил в целый лозунг. А между тем ясно, что политической основой пролетарской диктатуры являются прежде всего и главным образом центральные районы, промышленные, а не окраины, которые представляют собой крестьянские страны. Ежели мы перегнём палку в сторону крестьянских окраин, в ущерб пролетарским районам, то может получиться трещина в системе диктатуры пролетариата. Это опасно, товарищи. Нельзя пересаливать в политике, так же как нельзя недосаливать.

Следует помнить, что, кроме права народов на самоопределение, есть еще право рабочего класса на укрепление своей власти, и этому последнему праву подчинено право на самоопределение. Бывают случаи, когда право на самоопределение вступает в противоречие с другим, высшим правом,— правом рабочего класса, пришедшего к власти, на укрепление своей власти. В таких случаях,—это нужно сказать прямо,—право на самоопределение не может и не должно служить преградой делу осуществления права рабочего класса на свою диктатуру. Первое должно отступить перед вторым. Так обстояло дело, например, в 1920 году, когда мы, вынуждены были, в интересах обороны власти рабочего класса, пойти на Варшаву.

Не следует поэтому забывать, что, раздавая всякие обещания националам, расшаркиваясь перед представителями национальностей, как это делали на этом съезде некоторые товарищи, следует помнить, что сфера действия национального вопроса и пределы, так сказать, его компетенции ограничиваются при наших внешних и внутренних условиях сферой действия 0и компетенции “рабочего вопроса”, как основного из всех вопросов.

Многие ссылались на записки и статьи Владимира Ильича. Я не хотел бы цитировать учителя моего, тов. Ленина, так как его здесь нет, и я боюсь, что, может быть, неправильно и не к месту сошлюсь на него. Тем не менее, я вынужден одно место аксиоматическое, не вызывающее никаких недоразумений, процитировать, чтобы у товарищей не было сомнений насчёт удельного веса национального вопроса. Разбирая письмо Маркса по национальному вопросу в статье о самоопределении, тов. Ленин делает такой вывод:

“По сравнению с “рабочим вопросом” подчинённое значение национального вопроса не подлежит сомнению для Маркса”.

Тут всего две строчки, но они решают всё. Вот это надо зарубить себе на носу некоторым не по разуму усердным товарищам.

Второй вопрос — это о шовинизме великорусском и о шовинизме местном. Здесь выступали Раковский и особенно Бухарин, который предложил выкинуть пункт, говорящий о вреде местного шовинизма. Дескать, незачем возиться с таким червячком, как местный шовинизм, когда мы имеем такого “Голиафа”, как великорусский шовинизм. Вообще, у Бухарина было покаянное настроение. Это понятно: годами он грешил против национальностей, отрицая право на самоопределение,—пора, наконец, и раскаяться. Но, раскаявшись, он ударился в другую крайность. Курьёзно, что Бухарин призывает партию последовать его примеру и тоже покаяться, хотя весь мир знает, что партия тут не при чём, ибо она с самого начала своего существования (1898 г.) признавала право на самоопределение и, стало быть, каяться ей не в чем. Дело в том, что Бухарин не понял сути национального вопроса. Когда говорят, что нужно поставить во главу угла по национальному вопросу борьбу с великорусским шовинизмом, этим хотят отметить обязанности русского коммуниста, этим хотят сказать, что обязанность русского коммуниста самому вести борьбу с русским шовинизмом. Если бы не русские, а туркестанские или грузинские коммунисты взялись за борьбу с русским шовинизмом, то их такую борьбу расценили бы как антирусский шовинизм. Это запутало бы всё дело и укрепило бы великорусский шовинизм. Только русские коммунисты могут взять на себя борьбу с великорусским шовинизмом и довести её до конца.

А что хотят сказать, когда предлагают борьбу с местным шовинизмом? Этим хотят отметить обязанность местных коммунистов, обязанность нерусских коммунистов бороться со своим шовинизмом. Разве можно отрицать, что уклоны к антирусскому шовинизму имеются? Ведь весь съезд увидел воочию, что шовинизм местный, грузинский, башкирский и пр., имеется, что с ним нужно бороться. Русские коммунисты не могут бороться с татарским, грузинским, башкирским шовинизмом, потому что если русский коммунист возьмёт на себя тяжёлую задачу борьбы с татарским или грузинским шовинизмом, то эта борьба его будет расценена как борьба великорусского шовиниста против татар или грузин. Это запутало бы всё дело. Только татарские, грузинские и т. д. коммунисты могут бороться против татарского, грузинского и т. д. шовинизма, только грузинские коммунисты могут с успехом бороться со своим грузинским национализмом или шовинизмом. В этом обязанность нерусских коммунистов. Вот почему необходимо отметить в тезисах эту двустороннюю задачу коммунистов русских (я имею в виду борьбу с великорусским шовинизмом) и коммунистов нерусских (я имею в виду их борьбу с шовинизмом антиармянским, антитатарским, антирусским). Без этого тезисы выйдут однобокими, без этого никакого интернационализма ни в государственном, ни в партийном строительстве не получится.

Если мы будем вести борьбу только с великорусским шовинизмом, то эта борьба будет заслонять собой борьбу татарских и пр. шовинистов, которая развивается на местах и которая опасна в особенности теперь, в условиях нэпа. Мы не можем не вести борьбу на два фронта, ибо только при условии борьбы на два фронта— с шовинизмом великорусским, с одной стороны, который является основной опасностью в нашей строительной работе, и шовинизмом местным, с другой,— можно будет достигнуть успеха, ибо без этой двусторонней борьбы никакой спайки рабочих и крестьян русских и инонациональных не получится. В противном случае может получиться поощрение местного шовинизма, политика премии за местный шовинизм, чего мы допустить не можем.

Позвольте мне и здесь сослаться на тов. Ленина. Я бы этого не сделал, но так как на нашем съезде есть много товарищей, которые вкривь и вкось цитируют тов. Ленина, искажая его, разрешите прочесть несколько слов из одной всем известной статьи тов. Ленина:

“Пролетариат должен требовать свободы политического отделения колоний и наций, угнетаемых “его” нацией. В противном случае интернационализм пролетариата останется пустым и словесным; ни доверие, ни классовая солидарность между рабочими угнетённой и угнетающей наций невозможны”.

Это, так сказать, обязанности пролетариев господствующей или бывшей господствующей нации. Дальше он говорит уже об обязанности пролетариев или коммунистов наций ранее угнетённых:

“С другой стороны, социалисты угнетённых наций должны в особенности отстаивать и проводить в жизнь полное и безусловное, в том числе организационное, единство рабочих угнетённой нации с рабочими угнетающей нации. Без этого невозможно отстоять самостоятельную политику пролетариата и его классовую солидарность с пролетариатом других стран при всех и всяческих проделках, изменах и мошенничествах буржуазии. Ибо буржуазия угнетённых наций постоянно превращает лозунги национального освобождения в обман рабочих”.

Как видите, если уже итти по стопам тов. Ленина,— а здесь некоторые товарищи клялись его именем,— то необходимо оба тезиса, как о борьбе с шовинизмом великорусским, так и о борьбе с шовинизмом местным, оставить в резолюции, как две стороны одного явления, как тезисы о борьбе с шовинизмом вообще.

Я этим заканчиваю возражения против тех ораторов, которые выступали здесь.

Дальше разрешите мне сделать сообщение о работах секции по национальному вопросу. Секция приняла в основу тезисы ЦК. Секция оставила без всяких изменений шесть пунктов этих тезисов: 1, 2, 3, 4, 5 и 6. В секции шла борьба и прежде всего о том, следует ли автономные республики выделить из состава РСФСР предварительно и потом независимые республики Кавказа из состава Закавказской федерации, чтобы они самостоятельно вошли в Союз Республик, или не следует. Это было предложение одной части грузинских товарищей — предложение, которое, как известно, со стороны делегаций грузинской, армянской и азербайджанской сочувствия не встречает. Секция обсудила этот вопрос и громадным большинством высказалась за то, чтобы было сохранено то положение, которое развито в тезисах, т. е. РСФСР остаётся как целостное образование, Закавказская федерация — тоже как целостное образование и в таком виде входит в состав Союза Республик. Не все предложения этой части грузинских товарищей голосовались, так как авторы этих предложений, видя, что их предложения не встречают сочувствия, сняли их. Борьба по этому вопросу была серьёзная.

Второй вопрос, по которому шла борьба,— это был вопрос о том, как сконструировать вторую палату. Одна часть товарищей (меньшинство) предлагала ввести в состав второй палаты не представителей всех республик, национальностей и областей, а создать вторую палату на началах представительства четырёх республик: РСФСР, Закавказской федерации, Белоруссии и Украины. Большинство этого предложения не приняло, и секция высказалась против этого предложения, решив, что целесообразнее будет сконструировать вторую палату так, чтобы там были представлены на началах равенства все республики (и независимые, и автономные) и все национальные области. Я мотивов высказывать не буду, так как представитель меньшинства Раковский будет выступать здесь для того, чтобы обосновать своё предложение, которое в секции не прошло. Когда он выскажется, я свои соображения выскажу тоже.

Шла ещё борьба не очень ожесточённая по вопросу о том, следует ли в эти тезисы ввести поправку такую, которая бы отмечала необходимость при решении национального вопроса ориентироваться не только на Восток, но и на Запад. Секция голосовала эту поправку. Эта поправка меньшинства — поправка Раковского. Секция отвергла эту поправку. Я также буду говорить ещё по этому вопросу, после того как выскажется Раковский.

Я прочитаю те поправки, которые у нас прошли. Шесть пунктов у нас приняты безоговорочно. К пункту 7, второй абзац, третья строчка перед словами: “Поэтому решительная борьба” вставить следующее:

“Положение в ряде национальных республик (Украина, Белоруссия, Азербайджан, Туркестан) усложняется тем, что значительная часть рабочего класса, являющегося основной опорой Советской власти, принадлежит к великорусской национальности. В этих районах смычка между городом и деревней, рабочим классом и крестьянством встречает сильнейшее препятствие в пережитках великорусского шовинизма как в партийных, так и в советских органах. В этих условиях разговоры о преимуществах русской культуры и выдвигание положения о неизбежности победы более высокой русской культуры над культурами более отсталых народов (украинской, азербайджанской, узбекской, киргизской и пр.) являются не чем иным, как попыткой закрепить господство великорусской национальности”.

Эту поправку я принял потому, что она улучшает тезисы.

Вторая поправка относится также к пункту 7. Перед фразой: “без этого нет основания рассчитывать” вставить следующее дополнение:

“Помощь эта должна в первую очередь выразиться в принятии ряда практических мер по образованию в республиках ранее угнетённых национальностей промышленных очагов с максимальным привлечением местного населения. Наконец, помощь эта должна итти, согласно резолюции Х съезда, параллельно с борьбой трудовых масс против усиливающихся в связи с нэпом местных и пришлых эксплуататорских верхов за укрепление своих социальных позиций. Поскольку эти республики являются по преимуществу сельскохозяйственными районами, внутренние социальные мероприятия должны прежде всего итти по пути наделения трудовых масс землёй за счёт свободного государственного фонда”.

Дальше по тому же 7 пункту, абзац 2, в середине, где говорится о шовинизме грузинском, азербайджанском и т. д., вставить: “шовинизм армянский и пр.”. Армянские товарищи захотели, чтобы армяне не были в обиде, чтобы и об их шовинизме также упомянули.

Дальше в 8 пункте тезисов после слов “единая неделимая” включить:

“Таким же результатом наследства старого следует считать стремление некоторых ведомств РСФСР подчинить себе самостоятельные комиссариаты автономных республик и проложить путь к ликвидации последних”.

Дальше в пункт 8 включить:

“и провозглашая абсолютную необходимость существования и дальнейшего развития национальных республик”.

Дальше пункт 9. Начать так, как я прочитаю:

“Союз Республик, созданный на началах равенства и добровольности рабочих и крестьян отдельных республик, является первым опытом пролетариата в деле урегулирования международных взаимоотношений независимых стран и первым шагом к созданию будущей всемирной Советской республики труда”.

Пункт 10 имеет подпункт “а”, до него внесли подпункт “а” в следующем виде:

“а) при построении центральных органов Союза было обеспечено равенство прав и обязанностей отдельных республик как во взаимных между ними отношениях, так и в отношении центральной власти Союза”.

Дальше пойдёт подпункт “б” в том виде, в каком был под названием подпункта “а”:

“б) в системе высших органов Союза был учреждён специальный орган представительства всех без исключения национальных республик и национальных областей на началах равенства, с возможным учётом представительства всех национальностей, входящих в состав этих республик”.

Дальше подпункт бывший “б”, теперь подпункт “в” в таком виде:

“в) исполнительные органы Союза были сконструированы на началах, обеспечивающих реальное участие в них представителей республик и удовлетворение нужд и потребностей народов Союза”.

Затем пойдёт подпункт “г”, добавление:

“г) были предоставлены республикам достаточно широкие финансовые, и в частности бюджетные, права, обеспечивающие возможность проявления их собственной государственно-административной, культурной и хозяйственной инициативы”.

Дальше пойдёт подпункт “в” в качестве подпункта “д”:

“д) органы национальных республик и областей строились по преимуществу из людей местных, знающих язык, быт, нравы и обычаи соответствующих народов”.

Далее прибавлен 2-й подпункт. Последний будет “е”:

“е) были изданы специальные законы, обеспечивающие употребление родного языка во всех государственных органах и во всех учреждениях, обслуживающих местное и национальное население и национальные меньшинства, — законы, преследующие и карающие со всей революционной суровостью всех нарушителей национальных прав, и в особенности прав национальных меньшинств”.

Далее подпункт “ж” в качестве дополнения:

“ж) была усилена воспитательная работа в Красной Армии в духе насаждения идей братства и солидарности народов Союза, и были предприняты практические мероприятия по организации национальных войсковых частей, с соблюдением всех мер, необходимых для обеспечения полной обороноспособности республик”.

Вот все те добавления, которые были приняты секцией и против которых я возражений не имею, ибо они делают тезисы более конкретными.

Что касается второго раздела, то сколько-нибудь серьёзных поправок в этот раздел внесено не было. Были некоторые незначительные поправки, которые комиссия, избранная секцией по национальному вопросу, решила передать будущему ЦК.

Таким образом, второй раздел остаётся в том виде, в каком был роздан в печатных материалах.

Хотя Раковский изменил втрое и сократил вчетверо ту резолюцию, которую он предложил в секции, тем не менее, я решительно против его поправки, и вот почему. Наши тезисы по национальному вопросу строятся так, что мы как бы поворачиваемся лицом к Востоку, имея в виду те тяжёлые резервы, которые там дремлют. Весь национальный вопрос мы поставили в связи со статьёй Ильича, который как будто ни одного слова о Западе не говорит, потому что не там центр национального вопроса, а в колониях и полуколониях на Востоке. Раковский хочет, чтобы мы, обернувшись к Востоку, вместе с тем, обернулись и к Западу. Но это невозможно, товарищи, и неестественно, ибо люди вообще либо в одну сторону поворачиваются лицом, либо в другую,— поворачиваться в обе стороны в одно и то же время нельзя. Мы не можем и не должны ломать общий тон тезисов, их восточный тон. Вот почему я думаю, что поправка Раковского должна быть отвергнута.

Раковский, видимо, увлекается прусской системой постройки федерации. Германская федерация построена так, что равенства между государствами нет совершенно. Я предлагаю поставить дело так, чтобы наряду с представительством классовым,— это первая палата, которая выбирается на общесоюзном съезде Советов,— у нас было представительство национальностей на началах равенства. Восточные народы, органически связанные с Китаем, с Индией, связанные с ними языком, религией, обычаями и пр., важны для революции прежде всего. Удельный вес этих маленьких народностей стоит гораздо выше, чем удельный вес Украины.

Ежели мы на Украине совершим маленькую ошибку это не будет так чувствительно для Востока. А стоит одну маленькую ошибку совершить в маленькой стране, в Аджаристане (120 тысяч населения), как это отзовётся на Турции и отзовётся на всём Востоке, ибо Турция теснейшим образом связана с Востоком. Стоит допустить маленькую ошибку в отношении маленькой области калмыков, которые связаны с Тибетом и Китаем, и это отзовётся гораздо хуже на нашей работе, чем ошибка в отношении Украины. Мы стоим перед перспективой мощного движения на Востоке и должны нашу работу направлять прежде всего по линии пробуждения Востока и не предпринимать ничего такого, что могло бы, хотя бы отдаленно, хотя бы косвенно, умалить значение каждой отдельной, самой маленькой народности на восточных окраинах. Вот почему я полагаю, что было бы справедливее, целесообразнее и революционно выгоднее с точки зрения управления такой большой страной, как Союз Республик, имеющей 140 миллионов населения,— было бы лучше устроить так, чтобы там, во второй палате, было равное представительство всех республик и национальных областей. Республик у нас автономных — 8, независимых тоже — 8, Россия войдёт в качестве республики, областей у нас 14, это и будет та самая вторая палата, которая отразит все потребности и нужды национальностей и облегчит управление такой большой страной. Вот почему я думаю, что поправку Раковского надо отклонить.

Товарищи, докладывая вам о работах секции по национальному вопросу, я забыл упомянуть еще о двух маленьких добавлениях, о которых нельзя не упомянуть. К параграфу 10 в пункте “б”, где говорится, чтобы был учрежден специальный орган представительства всех без исключения национальных республик и национальных областей на началах равенства, надо добавить: “с возможным учётом всех национальностей, входящих в состав этих республик”, ввиду того, что в некоторых республиках, которые будут представлены во второй палате, имеется по нескольку национальностей. Например, Туркестан. Там, кроме узбеков, имеются туркмены, киргизы и другие народности, и необходимо так составить представительство, чтобы каждая из этих народностей была представлена.

2-е добавление ко 2-му разделу в самом конце. Оно гласит:

“Ввиду громадной важности, какую имеет деятельность ответственных работников в автономных и независимых республиках и на окраинах вообще (осуществление связи трудящихся данной республики с трудящимися всего остального Союза), съезд поручает ЦК озаботиться об особо тщательном подборе этих работников, с тем, чтобы состав их полностью обеспечивал действительное проведение в жизнь решений партии по национальному вопросу”.

Затем два слова по поводу одного замечания Радека в его речи. Об этом меня просят товарищи армяне. Замечание это, по-моему, не соответствует действительности. Радек здесь говорил о том, что армяне угнетают или могут угнетать в Азербайджане азербайджанцев и, обратно, азербайджанцы могут угнетать армян в Армении. Я должен заявить, что вообще таких явлений в природе не бывает. Бывает обратное явление, что в Азербайджане азербайджанцы, как большинство, угнетают армян и режут, как это было в Нахичевани, где вырезали почти всех армян, а армяне у себя в Армении вырезают почти всех татар. Это было в Зангезуре. Но чтобы в чужом государстве меньшинство угнетало людей большинства,— таких неестественных вещей не бывало.