Товарищи! Я думаю, что Семич не вполне уяснил себе основную суть постановки национального вопроса у большевиков. Большевики никогда не отрывали национальный вопрос от общего вопроса о революции, ни до Октября, ни после Октября. Основная суть большевистского подхода к национальному вопросу состоит в том, что большевики всегда рассматривали национальный вопрос в неразрывной связи с революционной перспективой.

Семич цитировал Ленина, говоря, что Ленин стоял за закрепление известного решения национального вопроса в конституции. Этим он, Семич, очевидно, хотел сказать, что Ленин будто бы считал национальный вопрос вопросом конституционным, т. е. не вопросом революции, а вопросом реформы. Это совершенно неверно. Никогда Ленин не страдал и не мог страдать конституционными иллюзиями. Стоит просмотреть его сочинения, чтобы убедиться в этом. Если Ленин говорил о конституции, то он имел в виду не конституционный путь разрешения национального вопроса, а путь революционный, т. е. он рассматривал конституцию как результат победы революции. У нас в СССР тоже имеется Конституция, и она отражает известное разрешение национального вопроса. Однако, эта Конституция пришла в свет не в результате сделки с буржуазией; а в результате победоносной революции.

Семич ссылается, далее, на известную брошюру Сталина по национальному вопросу, написанную в 1912 году, стараясь найти там хотя бы косвенное подтверждение своей правоты. Но ссылка эта оказалась безрезультатной, ибо он не нашёл и не может найти не только цитаты, но и отдалённого намёка, сколько-нибудь оправдывающего его “конституционный” подход к национальному вопросу. В подтверждение этого я мог бы напомнить Семичу известное место из брошюры Сталина, где австрийский метод разрешения национального вопроса (конституционный) противопоставляется методу русских марксистов (революционному).

Вот оно:

“Австрийцы думают осуществить “свободу национальностей” путем мелких реформ, медленным шагом. Предлагая культурно-национальную автономию, как практическую меру, они вовсе не рассчитывают на коренное изменение, на демократически-освободительное движение, которого у них не имеется в перспективе. Между тем, русские марксисты связывают вопрос о “свободе национальностей” с вероятным коренным изменением, с демократически-освободительным движением, не имея основания рассчитывать на реформы. А это существенно меняет дело в смысле вероятной судьбы наций в России”.

Кажется, ясно.

И это не личная точка зрения Сталина, а общая точка зрения русских марксистов, рассматривавших и рассматривающих национальный вопрос в неразрывной связи с общим вопросом о революции.

Можно без натяжки сказать, что постановка национального вопроса в истории русского марксизма имела две стадии: первую, т. е. дооктябрьскую, и вторую, т. е. октябрьскую. В первой стадии национальный вопрос рассматривался как часть общего вопроса о буржуазно-демократической революции, т. е. как часть вопроса о диктатуре пролетариата и крестьянства. Во второй стадии, когда национальный вопрос расширился и превратился в вопрос о колониях, когда национальный вопрос из вопроса внутригосударственного превратился в вопрос мировой,—национальный вопрос рассматривался уже как часть общего вопроса о пролетарской революции, как часть вопроса о диктатуре пролетариата. И там и здесь подход был, как видите, строго революционный.

Я думаю, что всего этого Семич не вполне еще уяснил себе. Отсюда его попытки низвести национальный вопрос на почву конституционную, т. е. рассматривать его как вопрос реформы.

Из этой ошибки вытекает другая его ошибка, состоящая в том, что он не хочет рассматривать национальный вопрос как вопрос по сути дела крестьянский. Не аграрный, а крестьянский, ибо это две вещи разные. Совершенно верно, что национальный вопрос нельзя отождествлять с крестьянским, ибо, кроме вопросов крестьянских, национальный вопрос включает в себя ещё вопросы национальной культуры, национальной государственности и пр. Но несомненно также и то, что основу национального вопроса, его внутреннюю суть всё же составляет вопрос крестьянский. Этим именно и объясняется, что крестьянство представляет основную армию национального движения, что без крестьянской армии не бывает и не может быть мощного национального движения. Это именно и имеют в виду, когда говорят, что национальный вопрос есть по сути дела вопрос крестьянский. Я думаю, что в нежелании Семича принять эту формулу кроется недооценка внутренней мощи национального движения и непонимание глубоко народного, глубоко революционного характера национального движения. Это непонимание и эта недооценка представляют большую опасность, ибо они означают на практике недооценку внутренней потенциальной силы, кроющейся в движении, скажем, хорватов за национальную свободу, недооценку, чреватую серьёзными осложнениями для всей югославской компартии.

В этом вторая ошибка Семича.

Несомненно ошибочной следует считать также попытку Семича трактовать национальный вопрос в Югославии вне связи с международной обстановкой и с вероятными перспективами в Европе. Семич, исходя из того, что в данный момент не имеется серьёзного народного движения за независимость среди хорватов и словенцев, приходит к тому выводу, что вопрос о праве наций на отделение является академическим, во всяком случае не актуальным. Это, конечно, неверно. Если даже согласиться, что этот вопрос является в данный момент не актуальным, то он может стать вполне актуальным, если начнётся война, или когда начнётся война, если разыграется в Европе революция, или когда она разыграется. А что война неизбежно начнётся и что они там обязательно передерутся, в этом не может быть сомнения, если иметь в виду природу и развитие империализма.

В 1912 году, когда мы, русские марксисты, набрасывали первый проект национальной программы, мы не имели еще ни на одной окраине Российской империи серьёзного движения за независимость. Однако, мы сочли необходимым включить в свою программу пункт е праве наций на самоопределение, т. е. о праве каждой национальности на отделение и самостоятельное государственное существование. Почему? Потому, что мы исходили не только из того, что имелось тогда налицо, но и из того, что развивалось и надвигалось в общей системе международных отношений, т. е. мы считались тогда не только с настоящим, но и с будущим. И мы знали, что если какая-нибудь национальность потребует отделения, то русские марксисты будут бороться за то, чтобы право на отделение было обеспечено за каждой такой национальностью. Семич неоднократно ссылался в своей речи на брошюру Сталина о национальном вопросе. Но вот что говорится в этой брошюре Сталина насчёт самоопределения и независимости:

“Рост империализма в Европе — не случайность. В Европе капиталу становится тесно, и он рвётся в чужие страны, ища новых рынков, дешёвых рабочих, новых точек приложения. Но это ведёт к внешним осложнениям и войне... Вполне возможно такое сочетание внутренних и внешних конъюнктур, при котором та или иная национальность в России найдёт нужным поставить и решить вопрос о своей независимости. И, конечно, не дело марксистов ставить в таких случаях преграды”.

Это писалось еще в 1912 году. Вы знаете, что это положение целиком подтвердилось впоследствии, как во время войны, так и после войны, особенно после победы диктатуры пролетариата в России.

Тем с большим основанием должны быть учтены такие возможности в Европе вообще и в Югославии в особенности, особенно теперь, после углубления национально-революционного движения в угнетённых странах и после победы революции в России. Следует также принять во внимание то обстоятельство, что Югославия является страной не вполне независимой, что она связана с известными империалистическими группировками, и что, следовательно, она не может уйти от той большой игры сил, которая ведётся вне Югославии. И если вы строите национальную программу для югославской партии,—а речь идёт в данном случае именно об этом,—то следует вспомнить, что программа должна исходить не только из того, что есть в данный момент, но и из того, что развивается и будет неизбежно иметь место в силу международных отношений. Вот почему я думаю, что вопрос о праве наций на самоопределение нужно считать вопросом актуальным, животрепещущим.

Теперь о национальной программе. Исходным пунктом национальной программы должно быть положение о советской революции в Югославии, положение о том, что без свержения буржуазии и победы революции национальный вопрос не может быть разрешён сколько-нибудь удовлетворительно. Конечно, возможны исключения. Было, например, такое исключение до войны при отделении Норвегии от Швеции, о чём подробно говорит в одной из своих статей Ленин. Но это было до войны и при исключительном стечении благоприятных обстоятельств. После войны, и особенно после победы советской революции в России, едва ли такие случаи могут быть возможны. Во всяком случае шансов в пользу таких возможностей осталось теперь до того мало, что их можно приравнять к нулю. Но если так, то ясно, что мы не можем строить программу на величинах с нулевым значением. Вот почему положение о революции должно быть исходным пунктом национальной программы.

Дальше. Обязательно должен быть введён в национальную программу специальный пункт о праве наций на самоопределение вплоть до государственного отделения. Я уже говорил выше, почему нельзя обойтись без такого пункта при нынешних внутренних и международных условиях.

Наконец, в программе должен быть также специальный пункт о национально-территориальной автономии для тех национальностей Югославии, которые не найдут нужным отделиться от Югославии. Не правы те, которые думают, что такая комбинация должна быть исключена. Это неверно. При известных условиях, в результате победы советской революции в Югославии, вполне возможно, что некоторые национальности не захотят выделиться, аналогично тому, как это имело место у нас в России. Понятно, что для такого случая необходимо иметь в программе пункт об автономии, имея в виду преобразование югославского государства в федерацию автономных национальных государств на основе советского строя.

Итак, право на отделение для тех национальностей, которые захотят отделиться, и право на автономию Для тех национальностей, которые предпочтут остаться в рамках югославского государства.

Во избежание недоразумений должен сказать, что право на отделение не следует понимать как обязанность, повинность отделиться. Нация может использовать это право в смысле отделения, но она может и не использовать его, и если она этого не захочет,— это её дело, и с этим нельзя не считаться. Некоторые товарищи право на отделение превращают в обязанность, требуя, например, от хорватов отделения во что бы то ни стало. Эта позиция неверна, и она должна быть отброшена. Нельзя смешивать право с обязанностью.

Журнал “Большевик” № 7,