События на площади Тяньаньмэнь: как Китай отказался от «горбачёвщины» и выбрал свой путь...
4 июня - годовщина разгона китайскими силовиками массовых волнений на площади Тяньаньмэнь (4 июня 1989 года). Они были подавлены в разгар советской «перестройки» и всего за два года до распада СССР. В Китае тоже была своя «перестройка», известная под названием «политики открытости и реформ», она была начата ещё в 1979 г., а идейным вдохновителем и организатором разгона «майдана» в центре Пекина стал «архитектор реформ» Дэн Сяопин.
Конечно, между этими «перестройками» не стоит ставить знак равенства. При назначении того или иного китайского функционера в качестве местного «Горбачёва» или «Ельцина» надо учитывать и разницу в партийном и государственном устройстве КНР и СССР. Пришедший после смерти Мао Цзэдуна к власти Дэн Сяопин к 1989 г. не занимал высших руководящих постов, но негласно оставался идеологическим лидером партии. На посту генерального секретаря КПК Ху Яобана сменил Чжао Цзыян. Практика, характерная для настоящего времени, когда руководителем Компартии и председателем КНР является один и тот же человек, тогда не применялась. В конце 1980-х гг. ЦК партии возглавляли либерально настроенные руководители, но в политическом отношении её всё равно контролировала «старая гвардия». Говорить о том, что в 1989 г. китайское руководство начало политику, сравнимую с горбачёвской, или о том, что в КНР существовал «ельцинский вариант», когда председатель парламента позволял бы себе критиковать руководителя страны и выйти из партии, в корне неверно. Все аналогии такого рода весьма условны. При этом, несмотря на отсутствие свобод по западным лекалам и движения в сторону многопартийности, первый этап реформ уже дал свой положительный результат, а в 1984—1992 гг. страна готовилась войти в число ведущих экономик мира. Однако в те годы ещё остро стояла необходимость преодоления последствий перегибов политики Мао.
Ху Яаобан, о котором порой говорят как о «китайском Ельцине», пришёл в высшие эшелоны власти из Коммунистического союза молодёжи Китая, и в ходе своей карьеры, проходившей преимущественно в центре, обзавёлся в этой организации и статусом, и связями. Став генсеком ЦК КПК, он начал реабилитацию репрессированных в годы «культурной революции». Также по должности он много работал с молодёжью и пользовался в её среде огромным авторитетом. Кроме того, Ху считался человеком, не запятнанным в коррупционных преступлениях. Поэтому его отставка и внезапная смерть вызвали студенческие волнения. Именно его похороны 22 апреля 1989 г. стали началом массовых уличных акций в центре китайской столицы.
Чжао Цзыян, или «китайский Горбачёв», наоборот, до 1980 г. большую часть времени работал в провинции и поэтому, оказавшись в Пекине, был не в курсе многих закулисных интриг. Во время руководства провинцией Сычуань он сумел провести там ряд успешных реформ. Как отмечает китаист, доктор исторических наук Юрий Галенович в книге «Чжао Цзыян и реформы в Китае», Дэн Сяопин, имея политическую волю к проведению преобразований, не был тем мыслителем, который знает, что именно нужно делать. Поэтому он был вынужден искать и поддерживать тех функционеров, кто желал проводить реформы и обладал необходимыми знаниями. Чжао как раз был таким человеком.
Главное различие во взглядах между Дэн Сяопином и Ху Яобаном заключалось как раз в понимании демократии. Ху был привержен тому, что Дэн считал «буржуазной либерализацией». Кроме того, Ху Яобан и Чжао Цзыян пришли к выводу о том, что положение дел при Мао Цзэдуне и в политике, и в сфере экономики, во-первых, нельзя называть социализмом, а, во-вторых, стране нужны системные реформы. Позже Чжао пришёл к выводу о необходимости одновременного проведения политических и экономических реформ, однако до середины 1980-х гг. занимался исключительно экономическими преобразованиями. В 1987 г. он занял пост генерального секретаря ЦК КПК и стал всё больше вовлекаться в политические вопросы и замечать растущую напряжённость в отношениях между партийной элитой и интеллигенцией.
С 1980 г. и до самого 4 июня 1989 г. Дэн Сяопин много говорил о противостоянии либерализму. С другой стороны, он говорил о том, что политические реформы необходимы. Однако, те реформы, о которых он говорил, предполагали только регулирование специфического характера, организацию, методологию и мораль общего плана. Дэн считал, что предпосылка реформ состоит в том, чтобы твёрдо придерживаться однопартийного правления Коммунистической партии. Он со всей твёрдостью отрицал любые реформы, которые ослабляли это правление. Дэн был противником многопартийности и разделения властей и парламентской системы, существующей на Западе. Так, в 1987 г. он сказал гостям из Югославии: «Демократия буржуазии это фактически демократия для тех, в руках у кого находится монополия на капитал (…) как мы можем пойти на это? Одно из величайших преимуществ социалистических стран состоит в том, что как только что-то решено и решение принято, оно может быть исполнено немедленно и без каких-либо ограничений, это совсем не похоже на парламентский процесс (…) в этом наша сила, и мы должны сохранять наше преимущество». Вот почему тогда, когда он говорил о политических реформах, он с уверенностью напоминал людям о необходимости сохранять и использовать преимущества социалистической системы.
Вместе с тем, Дэн Сяопин не был и человеком, ничего не знавшим о недостатках внутри социалистической системы, он часто говорил о расширении демократии внутри партии и общества, об упразднении патриархальной системы и т.д.
Таким образом, собравшиеся на площади Тяньаньмэнь демонстранты считали Чжао Цзыяна своим идейным лидером, он, в свою очередь, относился к ним снисходительно и выступал против силового разгона палаточного городка. По некоторым данным, через людей Чжао даже осуществлялось снабжение митингующих всем необходимым. С другой стороны, «китайский Горбачёв», как уже говорилось, не был мастером политических интриг, поэтому сложно сказать, действительно ли он координировал действия демонстрантов. Юрий Галенович полагает, что раздувание протеста в центре Пекина могло быть выгодно и Дэн Сяопину с тем, чтобы иметь повод для устранения Чжао Цзыяна от руководства.
В самый разгар волнений, в середине мая, состоялся визит в Пекин генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва. К тому времени он уже провозгласил курс на перестройку, однако повестка визита заключалась в ином. Впервые после ухудшения двусторонних отношений при Хрущёве должны были встретиться лидеры СССР и КНР. Страны должны были согласовать территориальный вопрос. Однако само присутствие «архитектора перестройки» и то, как он затронул вопросы политических реформ в беседах с китайским руководством, сыграли огромную роль в развитии дальнейшей ситуации, в том числе, и на пекинских улицах.
Согласно протоколу, Горбачёв должен был посетить площадь Тяньаньмэнь и возложить венок к монументу Народным героям, расположенному в самом её центре. Китайскому почётному караулу надлежало приветствовать лидера СССР салютом. Митингующие, для многих из которых Михаил Сергеевич был желаемым образцом правителя, готовились приветствовать его и даже заготовили транспаранты на русском языке. Но китайское руководство объяснило тогда советской делегации, что площадь якобы занята студенческой демонстрацией по поводу юбилея событий 4 мая 1919 г. и, впервые в истории КНР, Горбачёву не дали возложить венок. Более того, в Дом Народных Собраний Горбачёв попал не с парадного, обращённого к площади, а с чёрного хода.
При встрече с Чжао Цзыяном Михаил Горбачёв сказал: «Встреча генеральных секретарей наших двух партий показывает, что отношения между нашими двумя партиями нормализовались; это имеет важное историческое значение». В ответ на это китайский коллега заявил ему: «Утром Вы встречались с товарищем Дэн Сяопином. Это и была встреча на высшем уровне (…) на 1-м пленуме ЦК КПК мы приняли решение по самым важным вопросам и по-прежнему просим товарища Дэн Сяопина держать руль в своих руках».
В своих мемуарах «Жизнь и реформы» Горбачёв пишет: «Когда Чжао Цзыян говорил о направленности, масштабности, глубине реформ, темпах преобразований, у меня перед глазами все время стояла собственная страна. Через китайский опыт, через их реформы, которые к тому времени уже шли 10 лет, я получал дополнительные аргументы в пользу темпов и последовательности преобразований, в каких они проводились у нас. Особенно интересный разговор пошел о соотношении политической и экономической реформ. Мой собеседник живо откликнулся на утверждение, что последняя у нас буксует, потому что на ее пути стоят командно-административная система, вся старая надстройка. Мы видим — без политической реформы не обойтись, да и народ надо шире привлекать, без этого гаснут импульсы сверху» .
Однако, вопреки утверждениям Горбачёва, сам Чжао не высказывался за утверждение в Китае многопартийной системы. Как позже он напишет в мемуарах: "Я слышал, но никогда не читал сам, что в воспоминаниях Горбачёва содержится заявление, будто во время его визита в 1989 г. я намекал на то, что Китай должен двигаться в направлении многопартийной и парламентской системы. Я не имел в виду доносить никаких такого рода идей в моих замечаниях. Положение КПК как правящей партии не должно меняться, но должны измениться методы, с помощью которых она правила. Я намеренно употребил в данном случае термин «правила, нормы, правление», вместо «система, строй»".
Юрий Галенович отмечает, что Горбачёв не сумел понять, что, с точки зрения китайской стороны, единственным символом нормализации межгосударственных и межпартийных отношений была исключительно его встреча с Дэн Сяопином. Его заявления в ходе переговоров с Чжао Цзыяном, вероятно, привели патриарха китайской политики в гнев и ранили его чувства.
Уже на следующий день, вечером 17 марта, в доме Дэн Сяопина состоялось заседание руководства Компартии Китая, на котором Чжао Цзыяну были выдвинуты четыре обвинения. Во-первых, он осуществлял экономику капиталистического рынка, во-вторых, поддерживал студенческие беспорядки; в-третьих, это раскол партии и, в-четвёртых, двое сыновей Чжао были крупными «разложившимися чиновниками». Затем было принято решение о введении чрезвычайного положения, а Чжао Цзыян был вынужден уйти с поста генерального секретаря КПК. При этом его не исключили из партии. До самой смерти в 2005 г. Чжао жил под домашним арестом в доме в центре Пекина.
После того, как было объявлено о введении чрезвычайного положения, на площади Тяньаньмэнь собралось до миллиона человек, что стало полной противоположностью событиям 1976 г.
Протест начал стремительно радикализироваться. О разгоне собравшихся некоторые СМИ писали как о «бойне», однако множество свидетельств опровергает эту точку зрения — гонконгская South China Morning Post опубликовала воспоминания фотографа Артур Цанга, прибывшего в Пекин 24 мая 1989 г., как сотрудник агентства «Рейтерс». К тому времени китайская столица уже находилась в хаосе из-за масштабных уличных акций. Сам Цанг сочувственно относился к протестующим, но и он стал свидетелем далеко не мирного характера их акций: «Когда мы с репортёром подошли к Дому Народных Собраний, то увидели, как некоторые студенты и другие люди останавливают бронированный автомобиль. Они хотели разбить его кирпичами. Когда я подошёл ближе, чтобы сфотографировать, они заметили меня. Так как я не был иностранцем и они не знали меня, они начали избивать меня. Кто-то бил кулаком, кто-то пинал, некоторые били кирпичами». Тогда Цанга спасли западные коллеги, оттащившие его от протестующих, и объяснившие им, что он был журналистом. После этого они отправились на проспект Чанъань, который пересекает площадь Тяньаньмэнь. Там гнев был ещё более ощутим – демонстранты пытались останавливать армейскую технику и поджигать её. Вскоре, однако, появились дополнительные силы и послышались выстрелы. Цанг вспоминает, что задумал тогда вернуться на площадь, но репортёр сказал: «Я не собираюсь умирать за твою страну» и отвёл в близлежащий отель «Пекин», где как раз находилось много других журналистов. Там Цанга перевязали, а тем временем части НОАК начали зачищать площадь. Сотрудники сил безопасности не давали никому выходить из гостиницы на улицу. С балкона было видно только солдат, движущихся по проспекту Чанъань, но не сами столкновения на Тяньаньмэне.
Часть протестующих вела себя крайне агрессивно и забрасывала бронетехнику бутылками с зажигательной смесью. Даже западный Hidden Harmonies China Blog отмечает, что появление «коктейлей Молотова» у провокаторов удивительно: в то время бензин в Пекине выдавался строго по карточкам, таким образом, спонтанно получить топливо и научиться изготавливать зажигательную смесь протестующие вряд ли смогли бы. Провокаторов-поджигателей, которые «больше походили на панков, нежели на студентов», не было заметно в предыдущие дни, похоже, они появились на улице непосредственно перед началом конфликта. Есть сведения, что разъярённая толпа добивала солдат, выбиравшихся из подожжённых машин, несколько военнослужащих, попавших в руки «мирных демонстрантов», были повешены. В ходе восстания 1280 автомобилей были сожжены или повреждены в том числе более 1000 военных грузовиков, более 60 бронированных машин, более 30 полицейских автомобилей, более 120 городских автобусов и троллейбусов и более 70 автомашин других видов. В руках антиправительственных сил оказались оружие, боеприпасы и рации.
Таким образом, военным неизбежно пришлось стрелять, чтобы продвинуться вперёд. При этом погибли как участники беспорядков, так и случайные прохожие. Полный список погибших не опубликован до сих пор, однако, по официальным данным, в ночь на 4 июня 1989 г. речь идёт о примерно 3 тыс. пострадавших. Около 200 человек, среди которых 36 студентов и несколько десятков силовиков, были убиты. Кроме того, столкновения проходили в основном на проспекте Чанъань и других подступах к центру, но нет ни одного достоверного свидетельства о стрельбе на самой площади. С неё митингующие разошлись уже добровольно, после переговоров с солдатами. Уже после этого на Тяньаньмэнь были задействованы бульдозеры, которыми сносились палатки и мусор, оставленный после долгого стояния масс людей. Вероятно, отсюда и родились слухи о тысячах, якобы раздавленных на площади.
Многие лидеры протеста через Гонконг бежали на Тайвань и в США, где получили хорошую работу, в том числе, и в подконтрольных ЦРУ консультационных центрах. Один из них, Уэр Кайси, позже рассказывал, как видел тысячи людей раздавленными и расстрелянными из пулемётов, однако, иностранные журналисты, видевшие Уэра в дальнем, самом безопасном углу площади, разоблачили его ложь.
Рассекреченные документы показывают, что правду о событиях на Тяньаньмэни на Западе знали с самого начала, но использовали миф о тысячах безоружных студентов, расстрелянных на площади, для очернения китайского руководства и давления на КНР.
По прошествии почти уже 30 лет можно судить, что Китай, сохранив политическую структуру и проведя экономические преобразования, сделал правильный выбор. Страна, по некоторым оценкам, уже стала первой экономикой мира, благосостояние граждан КНР значительно повысилось. Горбачёвская «перестройка» привела к распаду СССР и к прекращению деятельности Компартии как руководящей и направляющей силы в стране.
КПК в настоящий момент является крупнейшей политической партией в мире и контролирует государство с почти полуторамиллиардным населением. Как ещё в 2012 г. писал Юрий Галенович: «Нынешний Китай уже стал частью многообразного глобализирующегося мира, состоящего из самоутверждающихся наций». И значение Китая так велико, что «появляются основания делить мир на две части: Китай и остальное человечество». И теперь стране «придётся приспосабливаться к остальному миру, а остальному миру приспосабливаться к Китаю».
Вместе с тем, это не означает, что внутри КНР не осталось никаких противоречий: имущественное расслоение общества и коррупция чиновничества на всех уровнях, нерешённый вопрос о характере собственности на землю, внутренняя миграция, дефицит ресурсов, таких как вода, посевные площади и т.д. За последние годы политика Си Цзиньпина показывает, что КНР и впредь намерена придерживаться сохранения роли партии — в своём теоретическом труде он говорит о важности народного контроля за деятельностью чиновников и о том, что власть даётся народом. В 2016 г. Си Цзиньпин был объявлен «ядром партии», наряду с Мао Цзэдуном и Дэн Сяопином. Таким образом, китайская власть продолжает решать задачу «великого возрождения нации» с опорой на традиционные представления о государственности и власть Коммунистической партии. Ведь именно политическая стабильность позволила Китаю создать своё экономическое чудо. Именно об опирающейся на закон власти КПК думал «технократ» Чжао Цзыян. Что же касается демократических преобразований, то они в КНР, во-первых, никогда не проводились, поэтому их возможный успех — это сугубо умозрительная конструкция, а практический опыт СССР однозначно показывает негативные итоги от практически одномоментного слома социалистической системы и перехода к западным «демократическим преобразованиям».
Источник |
