__________________________
1 Комсомольская правда в Украине

Начинает автор с сенсации: в его руках оказался чрезвычайно секретный документ пятидесятилетней давности — справка, составленная для первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева «о проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами Михаилу Тухачевскому». По утверждению журналиста, «эта справка, долгое время находившаяся под грифом «Совершенно секретно», в девяностых годах попала в сборник «Военные архивы России», выпуск 1». Однако, рассказывает г-н Богомолов со ссылкой на сотрудников Российского государственного архива социально-политической истории, некие «заинтересованные ведомства» (какие именно — автор «КП в Украине» не уточнил) «быстро спохватились», и в результате «50-тысячный тираж пошел под нож». «Осталось всего несколько экземпляров книги», — сообщает г-н Богомолов. Один из этих «нескольких экземпляров», очевидно, каким-то чудом удалось раздобыть и ему. «На титульном листе отчета — надпись: «Строго секретно. Хранить на правах шифра. Снятие копий воспрещается». Давайте же, уважаемые читатели, перелистаем страницы этой простой и страшной книги», — предлагает он читателям.

Я несказанно было обрадовался. Еще бы! Ведь и я владею текстом этого документа, хранимого «на правах шифра», с которого даже «снятие копий воспрещается» (!): Справка комиссии Президиума ЦК КПСС «О проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами тт. Тухачевскому, Якиру, Уборевичу и другим военным деятелям, в измене Родины, терроре и военном заговоре».

Подумал — не предложить ли редакции опубликовать этот эксклюзив, который держали в руках только Хрущев да мы с Богомоловым? Увы, недолго я пребывал в эйфории. Как выяснилось, эта справка чрезвычайной секретности при минимуме усилий обнаруживается в интернете, причем без всякой помощи со стороны Джулиана Ассанжа [2]. В 1993-м ее публиковал «Военно-исторический журнал» — ту публикацию, очевидно, проморгали «заинтересованные ведомства», а то наверняка пустили бы тираж под нож (в лучшем случае оставив пару-тройку экземпляров для г-на Богомолова). В том таки интернете все желающие могут без особых проблем приобрести экземпляр «пущенного под нож» сборника «Военные архивы России», выпуск 1»[3].

__________________________
2 Например, здесь: ru.wikisource.org

3 www.ozon.ru

Не станем задерживаться на подготовленной для Хрущева указанной справке. Понятно, какие там могли содержаться «объективные» выводы в свете развязанной после ХХ съезда кампании по очернению Сталина. Кстати, справка «О проверке обвинений, предъявленных в 1937 году судебными и партийными органами тт. Тухачевскому...» датируется июлем 1964 г., тогда как самого Тухачевского реабилитировали через год после ХХ съезда, в январе 1957-го. Реабилитировали — и только затем решили проверить обвинения?

От «Треста» до «Весны»

Первый ряд: Н. Хрущев, А. Жданов, Л. Каганович, К. Ворошилов, И. Сталин, В. Молотов, М. Калинин, М. Тухачевский // mediazfvod.ru

Вернемся к публикации «КП в Украине». Арест Тухачевского, уверяет автор, готовился еще с середины 1920-х! Видать, уже тогда Сталин (едва став генсеком) увидел в нем опасного конкурента. «Существует заблуждение, что репрессии против офицеров Красной Армии готовились короткое время — с середины тридцатых. На самом же деле агентурная разработка Тухачевского и других военачальников началась еще в 1924 году, — сообщает г-н Богомолов. — ...По большей части компромат на Тухачевского формировался штатными агентами НКВД, распространялся ими, а потом возвращался в эту организацию уже как «агентурные сообщения» третьих лиц. (...) Первое обвинение в адрес Тухачевского было зафиксировано в декабре 1925 года. Агент Овсянников писал о «бонапартизме» военного»

Что за штатные агенты НКВД распространяли с 1924 г. сфабрикованный компромат на Тухачевского — не понятно. Ибо сам НКВД появился только в 1934-м (впрочем, для «переосмыслителей истории» такие «мелочи» знать необязательно, им же ведомо главное: «Сталин — злодей!»). Неясно также, что за «третьи лица» слали в НКВД «агентурные сообщения», которые перед тем распространили «штатные агенты НКВД». Поскольку «штатных агентов НКВД» от «третьих лиц» г-н Богомолов явно отделяет, то это, видимо, были некие добровольные помощники органов. Но почему тогда донесения «агентурные»?

Вспоминает автор о донесениях, в которых сообщалось о «бонапартизме» Тухачевского, о работе последнего «по заданиям германского генштаба». «Это и подобные сообщения, которые аккумулировались в НКВД (? — С. Л.), послужили основой для первой волны репрессий против специалистов старой школы», — пишет г-н Богомолов. Хотя, полагаю, вряд ли можно считать «специалистом старой школы» Тухачевского, дослужившегося при царе до чина подпоручика (что соответствует современному званию лейтенанта). А далее чекистская операция «Весна» (1930—1932 гг.) — так что, как пишет г-н Богомолов, «Тухачевского могли арестовать еще осенью 1930 года»

Действительно, в поле зрения советских спецслужб Тухачевский попал задолго до своего ареста в 1937-м. Однако стоит сказать несколько слов о методах работы чекистов, применявшихся и в 1920-е гг., и позже, в т. ч. в ходе операции «Весна» (которую проводило, конечно же, ОГПУ, а не НКВД).

Полагаю, многие смотрели фильм «Операция «Трест», сюжет которого основан на реальных событиях первой половины 1920-х гг. — чекистской операции с одноименным названием. В конце 1921-го сотрудники ОГПУ ликвидировали антисоветскую «Монархическую организацию центральной России» (МОЦР). Однако сообщать о прекращении ее деятельности чекисты не стали, а решили использовать для оперативной игры. Т. е. фактически продолжила действовать псевдоконтрреволюционная организация, подконтрольная ОГПУ. Через нее устанавливали и ликвидировали врагов советской власти, пожелавших присоединиться к МОЦР или же сотрудничать с ней.

Все это стало широко известно благодаря тому, что в сети ОГПУ тогда попала такая «крупная рыба», как Сидней Рейли и Борис Савинков. Но подобного толка операций было много. «Трестовские» методы использовались и в последующие годы. Можно вспомнить, например, проведенную легендарным советским разведчиком Павлом Судоплатовым операцию «Монастырь» 1942—1944 гг. Тогда НКВД создала псевдопрогерманскую организацию «Престол» (располагавшуюся на территории Новодевичьего монастыря — отсюда и название операции), которая якобы желает помочь победе нацистов. Удалось проникнуть в разведшколу абвера, получить ценную информацию о германских агентах, снабжать врага дезинформацией. Или, скажем, агентурно-боевые группы (АБГ) МГБ, состоявшие из перевербованных бандеровцев (т. е. подконтрольные чекистам псевдобандеровские формирования), — использовавшиеся для борьбы с националистическим подпольем. Схема работы АБГ фактически повторяла наработки все той же операции «Трест».

То же и в конце 1920-х — начале 1930-х — легендировалось существование некой контрреволюционной организации, а далее через нее пытались устанавливать связь (с целью обезвреживания) с реальными врагами советской власти либо устраивали оперативные проверки (с целью разоблачения) тем или иным лицам, в т. ч. военным. А далее — в зависимости от того, как поведет себя проверяемый, делали выводы о его настроениях и принимали решения.

Оговоримся, что на то время достаточно было и того, что лицо является потенциальным врагом советского строя (даже если к моменту проверки оно и не успело причинить какого-либо реального вреда), — в рассуждения на тему, правильно это или неправильно, в данной статье углубляться не будем. Естественно, в ходе подобного рода операций использовались и сфабрикованные документы, что отнюдь не означает сфабрикованность обвинений в отношении тех, кто оказывался в поле зрения ОГПУ.

Не вызывает сомнения факт, что на рубеже 1920—1930-х гг. Тухачевский оказался вовлеченным в оперативные игры ОГПУ. Вопрос — в качестве кого? К сожалению, чтобы дать однозначный ответ, информации недостаточно (по крайней мере на мой взгляд). Военачальник мог быть лицом, в отношении которого проводится оперативная проверка. А мог и помогать чекистам, выполняя их поручения (т. е. фактически являясь агентом ОГПУ), его имя могло использоваться при легендировании тех или иных «контрреволюционных организаций». Либо — выступать в качестве и того и другого — когда ОГПУ использовало Тухачевского в своих операциях и одновременно проверяло его на лояльность советской власти.

«...Возможно, раз оно не исключено»

Советские военачальники Иона Якир, Семен Буденный, Михаил Тухачевский. Июнь 1935 г. Через 2 года Якир и Тухачевский будут расстреляны // mn.ru

Как бы то ни было, осенью 1930-го будущему маршалу пришлось давать объяснения на предмет своей вовлеченности в антисоветскую деятельность. Поводом для серьезных подозрений стали не столько агентурные донесения, сколько показания арестованных преподавателей Военной академии им. Фрунзе Какурина и Троицкого. Кстати сказать, первого автор публикации «КП в Украине» почему-то упорно именует Кокуриным (даже в цитате из письма Сталина Серго Орджоникидзе).

Председатель ОГПУ Менжинский переслал протоколы допросов Какурина и Троицкого Сталину вкупе со своим комментарием: «...Арестовывать участников группировки поодиночке — рискованно. Выходов может быть два: или немедленно арестовать наиболее активных участников группировки, или дождаться Вашего приезда, принимая пока агентурные меры, чтобы не быть застигнутым врасплох. Считаю нужным отметить, что сейчас все повстанческие группировки созревают очень быстро и последнее решение представляет известный риск» (Сталин И. В. Сочинения. — Т. 17 — Тверь: Северная корона, 2004 г. — С. 369—370).

Сталин в свою очередь 24 сентября 1930 г. отправляет показания Какурина и Троицкого находившемуся в дружеских отношениях с Тухачевским Серго Орджоникидзе, сопровождая письмом: «Прочти-ка поскорее показания Какурина—Троицкого и подумай о мерах ликвидации этого неприятного дела. Материал этот, как видишь, сугубо секретный: о нем знает Молотов, я, а теперь будешь знать и ты. Не знаю, известно ли Климу об этом. Стало быть, Тухачевский оказался в плену у антисоветских элементов и был сугубо обработан тоже антисоветскими элементами из рядов правых. Так выходит по материалам. Возможно ли это? Конечно, возможно, раз оно не исключено. Видимо, правые готовы идти даже на военную диктатуру, лишь бы избавиться от ЦК, от колхозов и совхозов, от большевистских темпов развития индустрии. Как видишь, показания Орлова и Смирнова (об аресте ПБ [4]) и показания Какурина и Троицкого (о планах и «концепциях» Троцкого) имеют своим источником одну и ту же питательную среду — лагерь правых. Эти господа хотели, очевидно, поставить военных людей Кондратьевым-Громанам-Сухановым. Кондратьевско-сухановско-бухаринская партия, — таков баланс. Ну и дела...

_________________________
4 ПБ — Политбюро.

Покончить с этим делом обычным порядком (немедленный арест и пр.) нельзя. Нужно хорошенько обдумать это дело. Лучше было бы отложить решение вопроса, поставленного в записке Менжинского до середины октября, когда мы все будем в сборе.

Поговори об этом с Молотовым, когда будешь в Москве» (там же).

Арестовать Тухачевского «немедленно» Менжинскому не позволили. А далее военачальнику были устроены очные ставки с давшими на него показания бывшими преподавателями академии в присутствии ряда членов Политбюро. Какурин и Троицкий свои показания полностью подтвердили. Тем не менее Тухачевскому удалось оправдаться, в т. ч. и благодаря положительным характеристикам, которые дали ему другие военные, в частности Гамарник, Якир, Дубовой. Впоследствии на заседании Военного совета при НКО в июне 1937-го Сталин вспомнит об этом: «Мы обратились к тт. Дубовому, Якиру и Гамарнику. Правильно ли, что надо арестовать Тухачевского как врага. Все трое сказали нет, это должно быть какое-нибудь недоразумение, неправильно... Мы очную ставку сделали и решили это дело зачеркнуть» («Военные архивы России. Выпуск 1». — М.: Пересвет, 1993. — С. 104—105).

Представляет интерес личное письмо Сталина Молотову, в котором упоминается о «зачеркнутом» деле Тухачевского. 23 октября 1930 г. он пишет: «Вячеслав! 1) Посылаю тебе два сообщения Резникова об антипартийной (по сути дела правоуклонистской) фракционной группировке Сырцова—Ломинадзе. Невообразимая гнусность. Все данные говорят о том, что сообщения Резникова соответствуют действительности. Играли в переворот, играли в Политбюро и дошли до полного падения. 2) Что касается дела Тухачевского, то последний оказался чистым на все 100%. Это очень хорошо. (выделено мной. — С. Л.)...» (Сталин. Указ. соч. — С. 381).

Как видим, Сталин искренне рад, что Тухачевскому удалось оправдаться. И это совершенно не укладывается в «логическую» линию г-на Богомолова, что «арест готовили семь лет». Как и не отвечает общей «либерастической» версии исторических событий того времени, что «кровавый» Сталин-де только и жаждал, чтобы под каким-нибудь надуманным предлогом расправиться с Тухачевским и другими советскими военачальниками.

А Михаил Николаевич после той истории пошел в рост: с поста командующего войсками Ленинградского военного округа — в заместители наркома по военным и морским делам (одновременно, с 1931 г. — заместитель председателя Реввоенсовета СССР и начальник вооружений РККА), с 1934-го он — заместитель наркома обороны, в 1935-м ему присвоено звание маршала Советского Союза, в 1936-м — назначен первым заместителем наркома обороны и начальником управления боевой подготовки. Очевидно, что в продвижении по службе не обошлось и без покровительства Сталина.

Но хотелось-то большего! Если, как говорится, какой солдат не хочет стать генералом, то какому маршалу не хочется занять высший военный пост, на тот момент — стать наркомом обороны. Громадье планов, вагон и маленькая тележка амбиций, но... Как бы ни благоволил Сталин к Тухачевскому, тому была уготована участь вечного пребывания на вторых ролях. Как ни крути, а Тухачевский — выдвиженец Троцкого. Тогда как у Сталина имелись свои кадры, с которыми пройдена гражданская, которых он выдвигал — т. н. первоконники — Ворошилов, Буденный, Щаденко... Живи Тухачевский где-нибудь во Франции или Великобритании, он мог бы поставить на ту или иную политическую партию, с победой которой на выборах его ожидал бы карьерный взлет. Но объективные обстоятельства таковы, что в СССР 1930-х гг. прийти к власти иначе чем посредством «дворцового переворота» было невозможно. Соответственно само участие в какой бы то ни было оппозиционной группировке — это уже участие в заговоре.

Сомнения до последнего

Первые маршалы Советского Союза. Стоят С. Буденный и В. Блюхер, сидят М. Тухачевский, К. Ворошилов, А. Егоров. 1935 г. // istorya.ru

В январе 1937-го имя Тухачевского неоднократно всплывало в ходе процесса по делу т. н. антисоветского троцкистского центра — как лица, на содействие которого рассчитывала оппозиция. Однако последствий для маршала это не имело.

Но к весне у советского руководства исчезают все сомнения относительно существования военной оппозиции и наличия у нее планов по изменению власти.

К заговору относились вполне серьезно и опасались выступления войск. Об этом, например, свидетельствует начало массовых перетасовок в высшем комсоставе. Комкор Фельдман (одна из ключевых фигур заговора), руководивший управлением НКО по начальствующему составу, перемещается на пост заместителя командующего войсками Московского военного округа, командующий Белорусским военным округом Уборевич лишается двух своих заместителей, которых переводят на другую работу.

21 апреля замнаркома обороны Тухачевскому под предлогом угрозы теракта отказывают в поездке в Лондон на коронацию Георга VI.

В начале мая Политбюро принимает решение о ликвидации единоначалия в Красной Армии. Возрождается институт политкомиссаров. В военных округах учреждаются военные советы (в составе командующего и двух офицеров). То же происходит во флотах, в армиях и т. д. Комиссары появляются во всех воинских частях, начиная от полка и выше. Эта мера лишила командиров всех рангов права принимать решения и отдавать приказы без санкции военных советов или политработников.

10 мая принимается очередное постановление Политбюро о масштабных перестановках в высших военных кругах. Среди прочего Якир переводится с поста командующего Киевским военным округом командующим Ленинградским военным округом. А маршала Тухачевского и вовсе понижают по службе, освобождая от обязанностей замнаркома обороны, с назначением командующим войсками «тылового» Приволжского военного округа — якобы из-за того, что одна его близкая знакомая и бывший порученец арестованы по обвинению в шпионаже. Показательно и то, с какой скоростью было принято указанное постановление Политбюро — 9 мая Ворошилов направляет проект, а уже на следующий выносится решение.

14 мая без объяснения причин с должности смещается начальник Военной академии им. Фрунзе Корк. 15 мая отменяется постановление месячной давности о назначении комкора Фельдмана замкомандующего войсками МВО. 20 мая Якира смещают с поста командующего Ленинградским ВО. Командарм 1-го ранга Уборевич назначается командующим Среднеазиатским ВО...

В мае же арестовывают основных действующих лиц заговора. Особое внимание обращает на себя быстрота, с которой высшие военачальники признают свою вину. И это явно не укладывается в версию о том, что показания из них выбивают силой. На это объективно нет времени, тем более что речь идет о людях, сделавших военную карьеру, для чего по определению нужны и воля, и мужество, и сила духа.

6 мая задержан комбриг запаса Медведев (до 1934 г. возглавлял ПВО РККА, но был уволен и исключен из партии за разбазаривание государственных средств), который в тот же день дает показания на некоторых бывших своих подчиненных. 8 мая Медведев заявляет о своем участии в троцкистской военной организации, возглавляемой Фельдманом. 10 мая — дает показания на Тухачевского (в т. ч. характеризуя его как кандидата в диктаторы), Якира, Путну и др.

15 мая арестовывают комкора Фельдмана. В первый же день он заявляет о готовности сотрудничать со следствием, просит ознакомить с имеющимися у следствия материалами и обещает дать показания на участников заговора. Именно информация, приведенная в показаниях Фельдмана, легла впоследствии в основу решения об аресте Тухачевского.

Но даже на середину мая 1937 г. еще есть сомнения в виновности маршала (и не только его). Так, следователь Ушаков, непосредственно «раскручивавший» Фельдмана и впоследствии арестованный, укажет в своих показаниях: «Я понял, что Фельдман связан по заговору с Тухачевским, и вызвал его 19 мая рано утром на допрос. Допрос пришлось прервать, так как Леплевский И. М. (начальник следственного отдела, руководил следствием по делу военных. — С. Л.) вызвал меня на оперативное совещание. Рассказав о показаниях Фельдмана и проанализировав доложенное, я начал ориентировать следователей при допросах больше внимания уделять вскрытию несомненно существующего в РККА военного заговора.

Во время моего доклада один из следователей Карелин покачивал головой и шепотом сказал, что «я поспешно делаю такие выводы и не должен так определенно говорить о Тухачевском и Якире». А Леплевский бросил реплику: «Анализируете вы логично, а на деле еще очень далеки от таких результатов».

Я ответил: «Думаю, что сегодня получу от Фельдмана полное подтверждение своих выводов». На что Леплевский с еще большей едкостью сказал: «Ну-ну, посмотрим» (Викторов Б. Без грифа секретно. — М.: Юридическая литература, 1990. — С. 226; выделено мной. — С. Л.).

Т. е. 19 мая, за три дня до ареста Тухачевского, его виновность была под сомнением! Иные следователи даже опасаются столь далеко идущих выводов, как участие Тухачевского в антисоветском заговоре. И начальник следственного отдела Леплевский, курировавший дело военных, также колеблется. Согласитесь, как-то это мало смахивает на срежиссированный спектакль с заранее предопределенным финалом.

И вот еще два весьма любопытных документа, проливающих свет на то, каким образом Ушаков добивался показаний от Фельдмана.

19 мая Фельдман пишет следователю: «...Вы не ошиблись, определив на первом же допросе, что Фельдман не закоренелый, неисправимый враг, а человек, над коим стоит поработать, потрудиться, чтобы он раскаился (сохранена орфография оригинала. — С. Л.) и помог следствию ударить по заговору» (там же).

31 мая арестованный пишет: «Помощнику начальника 5 отдела ГУГБ НКВД СССР тов. Ушакову. Зиновий Маркович! Начало и концовку заявления я написал по собственному усмотрению... Благодарю за Ваше внимание и заботливость — я получил 25-го печенье, яблоки, папиросы и сегодня папиросы. Откуда, от кого — не говорят, но я-то знаю, от кого. Фельдман 31. V. 37 г.» (Зенькович Н. А. Маршалы и генсеки. — М.: Олма-пресс», 2000. — С. 518—519).

Таким образом, Фельдмана «пытали» печеньем и папиросами. А «запугивание» и «психологическое давление» выражалось в задушевных разговорах со следователем о невысокой степени вины арестованного и его выходе на путь исправления через помощь следствию.

«Признаю наличие антисоветского заговора»

Ушаков, как и обещал, получил от Фельдмана показания о заговоре. И уже 20 мая, представляя Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу протокол допроса Фельдмана, Ежов просит обсудить вопрос об аресте «остальных участников заговора», включая Тухачевского, что и происходит. 22 мая Тухачевского арестовывают по новому месту службы — в Куйбышеве. В тот же день задержан председатель Центрального совета Осоавиахима Эйдеман, 28 мая — Якир, 29 мая — Уборевич.

Тухачевский был доставлен в Москву к ночи 25-го. На первом допросе он отрицает все предъявленные обвинения. Днем 26 мая ему проводят очные ставки с Фельдманом, Путной и Примаковым. Неизвестно, что ответил Тухачевский на обвинения Путны и Примакова (протоколов очных ставок почему-то в деле не сохранилось — не во времена ли хрущевских «массовых реабилитаций» были изъяты?), но перед Фельдманом отрицал свое участие в заговоре. Об этом мы можем судить по заявлению Фельдмана на имя Ежова: «Я догадывался наверняка, что Тухачевский арестован, но я думал, что он, попав в руки следствия, все сам расскажет — этим хоть немного искупит свою тяжелую вину перед государством, но, увидев его на очной ставке, услышал от него, что он все отрицает и что я все выдумал...» (там же, с. 490).

Тем не менее к вечеру Тухачевский признается, что заговор есть, просит следствие представить ему «еще пару показаний других участников этого заговора» и обещает: «Обязуюсь дать чистосердечные показания без малейшего утаивания чего-либо из своей вины в этом деле, а равно из вины других лиц заговора». А в заявлении Ежову пишет: «...сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского заговора и то, что я был во главе его» (там же).

В заявлении Ежову и первых показаниях Ушакову объемом 6,5 страницы Тухачевский обозначит появление заговора 1932 годом. Среди основных мотивов заговора — недовольство своим положением в РККА. Цель — усиление своего влияния, а затем и захват власти в армии, для чего маршал стал группировать вокруг себя «близких по духу» лиц. Подбором кадров в русле поставленной цели занимался по поручению Тухачевского комкор Фельдман. А Путна с Примаковым привнесли в организацию «троцкистский дух». Заговор постепенно стал приобретать и политическую окраску. 27 мая Тухачевский обращается к следователю с очередным раскаянием: «мои преступления безмерно велики и подлы, поскольку я лично и организация, которую я возглавлял, занималась вредительством, диверсией, шпионажем...» (там же, с. 491).

Пытки лаптями

Итак, всего сутки потребовалось следствию, чтобы получить признание Тухачевского. И эта скорость, мягко говоря, никак не вяжется с версией «реабилитаторов» о том, что военачальника принудили взять на себя несуществующую вину.

Вот что, к примеру, сообщает в своем материале автор «КП в Украине»: «Есть свидетельства бывших сотрудников НКВД о том, как следователи добивались таких показаний. Некто Вул в 1956 году сообщил: «Лично я видел в коридоре дома 2 Тухачевского, одет он был в прекрасный серый штатский костюм, а поверх него был арестантский армяк из шинельного сукна, а на ногах лапти. Как я понял, такой костюм был одет на Тухачевского, чтобы унизить его. Все следствие... было закончено быстро... Помимо мер физического воздействия, определенную роль в получении показаний сыграли уговоры следователей». И еще: «В 1956 году в Центральную судебно-медицинскую лабораторию представили на исследование дело Тухачевского с пятнами буро-коричневого цвета. Выводы были сделаны однозначные: это была кровь...»

Пытки лаптями — это, безусловно, убедительный мотив, чтобы сознаться в совершении преступления, за которое грозит расстрел.

Мне почему-то вспомнилась другая жертва «политических репрессий», современная, — Юлия Тимошенко. Интересно — если заставить ее вместо фирменных туфель с высоким каблуком надеть лапти, а поверх луивиттоновского платья набросить арестантский армяк из шинельного сукна, не признается ли она в совершении инкриминируемых ей преступлений?

А если серьезно, то лапти с армяком — это, извините за повтор, совершенно несерьезно. Так же, как и неизвестного происхождения «буро-коричневые пятна» на протоколе допроса Тухачевского, даже если поверить хрущевской экспертизе, что это действительно кровь. При каких обстоятельствах она попала на протокол? Когда? Чья это кровь? Может, это кровь вовсе не Тухачевского, а следователя (мало ли, порезался, когда карандаш точил)?

Какой был смысл следствию применять меры физического воздействия к Тухачевскому, который признался фактически сразу. Абсолютно никакого. Ведь «выбивать» показания из него не приходилось — он сам их давал. Менее чем за две недели собственноручно написал 143 страницы убористого текста, в котором много специфической информации по вопросу военного строительства, которую следователи не смогли бы придумать при всем желании. Иными словами, маршал писал сам, без подсказок со стороны.

Шелленберг не сомневался

В посвященных делу Тухачевского публикациях и документальных фильмах («документальность» которых, впрочем, вызывает большие сомнения) практически всегда фигурируют «фальшивки германских спецслужб», подкинутые Сталину для компрометации высшего руководства РККА. Сталин соответственно предстает эдаким наивным простаком, поверившим Гитлеру, если не сказать — дураком, заплатившим за эту липу еще и 3 млн. рублей. Ну а германские спецслужбы срывают аплодисменты за блестящую операцию, направленную на ослабление Красной армии посредством провоцирования репрессий среди высшего командного состава.

Источником подобных сведений служат мемуары Вальтера Шелленберга.

Вот что в статье «Дело Тухачевского» пишет, к примеру, Википедия, из которой многие черпают информацию: «По воспоминаниям Шелленберга, в начале 1937 года через белогвардейского генерала Скоблина в руки шефа «полиции безопасности» III Рейха Гейдриха попал ряд документов, раскрывающих существование в среде высших офицеров РККА оппозиции Сталину. Гейдрих решил прощупать возможные связи между генералитетами вермахта и РККА, несмотря на опасения руководителя разведывательного бюро при германском МИДе Курта Янке о возможности двойной игры со стороны Скоблина (было известно, что жена Скоблина певица Надежда Плевицкая поддерживает связи с ГПУ). Тем не менее Гитлер решил не раскручивать связи вермахта и РККА в Германии, а передать документы в СССР, добавив несколько бумаг, которые должны были убедить Сталина, что между руководством вермахта и РККА существует сговор. Для большей достоверности были разыграны ночные налеты на архив вермахта и управление военной разведки.

Доказательства существования контактов между вермахтом и РККА действительно были обнаружены, хотя и не имели серьезного объема. Таким образом бумаги Скоблина и документы, похищенные из архива вермахта, должны были убедить Сталина, что в РККА существует фашистский заговор, целью которого является переворот и уничтожение самого Сталина, вкупе с установлением прогерманского режима в Москве...» (выделено мной. — С. Л.) [5].

________________________
5 ru.wikipedia.org

Каков Гитлер! Германский фюрер, ненавидящий большевизм, предупреждает вождя этих самых большевиков об угрозе установления прогерманского(!) режима в Москве! Неслыханное в истории благородство. Или идиотизм. Если только не учитывать, что речь идет о прогерманском антигитлеровском режиме. Именно поэтому у Гитлера были другие мотивы, и Шелленберг в мемуарах писал, мягко говоря, несколько об ином.

В начале 1937-го Гейдрих (в тот момент начальник СД) поручает Шелленбергу подготовить докладную записку о контактах рейхсвера и Красной армии. «Это был своеобразный обзор на тему, извечную при нацистском режиме, в основе которого стоял вопрос — ориентироваться на Западную Европу или на Россию», — пишет он ( Шелленберг В. Секретная служба Гитлера. К.: Довіра, 1991. — С. 23). Из материалов начальника политической разведки следовало, что в кругу немецких военных есть две группы, имеющие разные ориентиры.

Неожиданно самую большую поддержку идее сотрудничества Германии с СССР высказали офицеры немецкого генерального штаба. Что, в общем, и неудивительно, учитывая известное активное военное сотрудничество между Германией времен Веймарской республики и Советской Россией в 20-е гг. и до начала 30-х, вплоть до прихода Гитлера к власти. В указанный период советско-германские военные связи развивались на фоне политической изоляции на международной арене СССР и Германии, а для немцев — еще и в тяжелейших условиях Версальского договора (включавшего запрет иметь полноценную армию).

Вплоть до 1933 г. Москва и Берлин рассматривали в качестве наиболее вероятных противников одни и те же страны — Польшу, Францию, Англию. Неудивительно, что в ходе тесных контактов представителей двух армий устанавливались и личные связи, возникало нечто наподобие «боевого братства». В среде советских военных росло германофильство, а у немцев — русофильство.

Резкое изменение характера советско-германских отношений с установлением в Берлине нацистской диктатуры в значительной степени дезориентировало военные круги обоих государств. Скажем, замнаркома иностранных дел СССР Крестинский 3 апреля 1933 г. скажет военному атташе Германии в Москве: «Не может быть такого положения, при котором между военным министерством Германии и Народным комиссариатом по военным делам СССР существуют отношения дружбы и сотрудничества, а другие правительственные органы Германии проводят по отношению к СССР враждебную политику» (Горлов С. Совершенно секретно. Альянс Москва — Берлин 1920—1933. — М.: Олма-пресс, 2001. — С. 298).

Однако вернемся к воспоминаниям Шелленберга. К тому моменту, когда он представил свой доклад Гейдриху, у шефа полиции безопасности уже имелась «информация от белогвардейского эмигранта генерала Скоблина, будто маршал Тухачевский вместе с германским генеральным штабом организовал заговор — свержение сталинского режима» (Шелленберг. Секретная... — С. 24).

Были и сомневавшиеся в достоверности информации Скоблина, в частности высокопоставленный германский офицер, личный эксперт Рудольфа Гесса по разведке и шпионажу некто Янке. Он предположил, что Скоблин ведет двойную игру и материалы подброшены НКВД по указанию Сталина, который хотел, «вызвав подозрение Гейдриха к генеральному штабу Германии, ослабить его и в то же время противостоять советской военной клике, возглавляемой Тухачевским» (там же, с. 24). Отметим, что сомнения немецкого офицера касались только персоны Скоблина и мотивов его действий. Но наличие военного заговора в РККА, достоверность существования «военной клики, возглавляемой Тухачевским» он под сомнение не ставил.

Гейдрих, «заподозрив Янке в лояльности к германскому генштабу», сажает того под домашний арест. Далее шеф СД докладывает информацию Гитлеру, зная, что рейхсканцлер настороженно относится к генштабистам. Но веских доказательств участия немецкой военной верхушки в заговоре Гейдриху не хватает. И вот тогда он дает указание своим людям состряпать «липовые материалы, компрометирующие немецких генералов».

Подчеркнем: по указанию Гейдриха фальсифицировались материалы не на Тухачевского, а на немецкий генштаб.

Касаемо же заговора в РККА, то, пишет Шелленберг, «Гейдрих был внутренне убежден в достоверности информации Скоблина», и тут же от себя добавляет: «и, как потом оказалось, он, по-моему, был прав». Т. е. и Шелленберг уверен, что Тухачевский готовил переворот.

Далее Гейдрих отправляется к Гитлеру, который должен был принять окончательное решение. Анализируя ситуацию, фюрер исходит из двух моментов: с одной стороны, в РККА имеется военный заговор, возглавляемый Тухачевским, с другой — этот заговор поддерживают генералы немецкого генштаба, нелояльные к Гитлеру. В отношении их подозрения Гитлера усилены «липой» Гейдриха. «В конце концов, — пишет Шелленберг, — Гитлер решил выступить против Тухачевского... на стороне Сталина» (Шелленберг. Секретная... — С. 25).

И, полагаю, от Гитлера вряд ли можно было ожидать иного решения. Во-первых, его не мог устроить приход к власти в Москве Тухачевского, пребывающего в тесных отношениях с немецкой военной верхушкой, оппозиционно к Гитлеру настроенной. Во-вторых, успех военного заговора Тухачевского мог вдохновить его германских коллег — уже на свержение Гитлера.

«Фюрер строго приказал не посвящать военное командование вооруженных сил Германии в план мероприятий против Тухачевского, боясь, что советский маршал может быть ими предупрежден», — пишет Шелленберг. И данное обстоятельство свидетельствует, что германское руководство было убеждено в реальности военного заговора в РККА.

Более того, по приказу Гитлера ведомство Гейдриха организовало проникновение спецгрупп в архивы генштаба и абвера (военная разведка). В ходе этих спецмероприятий были найдены и изъяты дополнительные материалы, «подтверждающие сотрудничество германского генерального штаба с Красной армией» (там же).

Далее через президента Чехословакии Бенеша материалы попали в НКВД и к Сталину. Об их достоверности Шелленберг пишет: «Считали, что собранные Гейдрихом материалы о Тухачевском базировались на фальшивках. На самом деле ложных материалов было совсем мало... Это подтверждается тем, что обширные досье были подготовлены и представлены Гитлеру в четыре дня» (там же).

24 мая 1937 г. на заседании Политбюро рассматривались полученные из Германии материалы. Однако решение, конечно же, принималось в первую очередь на основе данных расследования, проводившегося своими спецслужбами. Тем более что Сталин, безусловно, не мог не относиться к германским данным с известной долей недоверия — они всего лишь дополняли общую картину.

Что же до Гейдриха, то главная цель операции его ведомства, о которой поведал в мемуарах Шелленберг, состояла в том, чтобы нанести удар по немецкому генштабу, нелояльному к власти Гитлера.

В конце 1937-го — начале 1938 г. Гитлер сменил всю военную и дипломатическую верхушку. Так, в начале и середине 1938-го под разными предлогами получили отставку военный министр, главнокомандующий вооруженными силами фон Бломберг, главком сухопутных войск фон Фрич, начальник генштаба сухопутных войск Бек, министр иностранных дел фон Нейрат, 16 генералов отправлены на пенсию, а еще 44 — смещены. Военное министерство было упразднено, а командование вермахтом Гитлер взял на себя.

Многие из смещенных в тот период оказались участниками известного заговора против Гитлера в 1944-м.

Заговоры в моде

Однако и до «заговора генералов» в 1944 г., окончившегося неудачным покушением Штауффенберга, были попытки устранения Гитлера от власти путем военного переворота. В контексте заговора Тухачевского интересно упомянуть о заговоре 1938-го — вызревшем в недрах германского генштаба и абвера. Ставку делали в т. ч. на помощь внешних сил — Запада.

Как пишет британский историк Иоахим Фест, «с весны 1938 года началось прямо-таки паломничество немецкого Сопротивления в Париж и Лондон». Ибо, отмечает он, «тактические соображения определялись пониманием того, что тоталитарный режим, который уже стабилизировался, можно переиграть только за счет взаимодействия внутренних и внешних противников». Заговорщики были столь откровенны, что те на Западе, кого они пытались сделать своими сообщниками, были шокированы. Так, выслушав однажды одного такого берлинского «паломника», Роберт Ванситтарт, главный дипломатический советник главы британского МИД, воскликнул: «Да ведь то, что вы предлагаете, это измена родине!» А один из высокопоставленных офицеров британской разведки охарактеризовал просьбу офицера немецкого генштаба помочь с организацией антигитлеровского переворота как «гнусное бесстыдство».

Хотя непосредственной помощи от Запада мятежники в Берлине не получили, они продолжали подготовку к смещению Гитлера. Летом 1938-го тогдашний начальник германского генштаба Людвиг Бек напутствовал своего эмиссара, направлявшегося в Лондон: «Привезите мне твердые доказательства, что Англия будет воевать в случае нападения на Чехословакию, и я прикончу этот режим».

Заговор развивался и после того, как Л. Бек ушел с поста начальника генштаба (в августе 1938-го) и на его месте появился Гальдер. Тот расширил первоначальные замыслы до плана государственного переворота, провел переговоры с рядом политиков о формировании нового правительства, а все приготовления были завершены к 15 сентября 1938 г.

Часом «Х» должно было стать начало военных действий против Чехословакии (дело происходило в момент Судетского кризиса). Как пишет Фест, «имелось в виду арестовать Гитлера и ряд ведущих функционеров режима в момент объявления войны в ходе операции типа переворота под руководством командующего берлинским военным округом генерала фон Вицлебена и предать их суду». Наготове были отряды Фридриха Хайнца, бывшего руководителя «Стального шлема» [6], составленные преимущественно из молодых офицеров.

________________________
6 «Стальной шлем» (нем. Stahlhelm) — монархический военизированный союз бывших фронтовиков Германии. Создан в ноябре 1918 г. К началу 30-х гг. насчитывал около 500 тыс. членов. С усилением Национал-социалистской партии постепенно утрачивал влияние, часть его руководства примкнула к национал-социалистам.

Ударный отряд Хайнца «с вооружением и взрывчаткой» был размещен по частным берлинским квартирам и ждал сигнала к выступлению. Подготовлен захват радио. И т. д. и т. п. (Фест И. Гитлер: биография. — Пермь: Алетейа, 1993. — Т. 3. — С.116—122). Но... Последовал Мюнхенский сговор, спутавший замыслы заговорщиков, и они были вынуждены отказаться от своих планов.

Это к тому, что ничего экстраординарного в военном заговоре для того времени не было. Вообще в 20—30-е гг. ХХ в. в Европе раз за разом происходили перевороты во главе с военными либо при их непосредственном участии.

Вспомним: силовой захват власти Пилсудским в Польше (1926); военный переворот в Литве (1926); военный переворот в марте 1934 г. в Эстонии, осуществленный Пятсом при содействии главнокомандующего армией Лайдонера; государственный переворот Улманиса в мае 1934-го в Латвии, в котором непосредственно участвовал военный министр генерал Балодис, на несколько лет объявивший в стране военное положение; военные перевороты в Болгарии 1923-го и 1934 гг.; наконец, мятеж генерала Франко в Испании.

Т. е. удивляться, что в РККА мог вызреть военный заговор, не приходится — в тот исторический период это было, если можно так выразиться, весьма модно. У недовольных Сталиным советских военных были перед глазами многочисленные примеры из практики других стран, в т. ч. соседних. А уж такой «бонапартик», как Тухачевский, наверняка был ничуть не менее амбициозен, чем маршал Пилсудский или генерал Франко.